…Такая мода: письма в никуда. Сидишь и пишешь, сам себе, как — шиза :) О ерунде кровавого суда, о низком старте с белого карниза.
Об умерших /конечно — хорошо/, а о живых небрежно и некстати… И пиво пьёшь… а пишешь, что — пишо. И в троны трансформируешь кровати.

В твоём письме красиво жгут мосты и раны терпят килограммы соли
и в рамах тебе — видятся кресты /а их ленивый только не мусолил/

В наушниках остатки кумпарсит. По клавишам — танюхе, петьке, ваське, так пишешь — «кто? Иуда? Да — висит…))) как миленький висит до ночи в аське… А Бог давно оффлайн… и коньяка две капли… в общем дело очень плохо…»
И так легка писателя рука и буковки с проворностью гороха из пригоршни на белые листы «святого» Word’a… что тебе бумага?!
И снова в рамах высятся кресты, и шторы реют краешками флага…

Ты — Сказочник.
Поэт Поэту — друг! …до выявленья в мебели скелетов, до странно-недопитого — «а вдруг…», до женщины, до первых пистолетов…
До форума… а в трауре тех лент смешная категория наезда… и выключая комп, ты из легенд вразвалочку выходишь из подъезда.
Вот это — жизнь.
И Тот, Кто создал нас, без сожаленья скручивает лассо. А при тебе извечный адидас, внутри — два чая, вермишель и мясо.
И ты ни сном ни духом про — пишо. Да потому что вырос — там, где надо… где слишком отличалось «хорошо», попахивая мойвою и адом.

Строчи письмо… любой большой звезде, пылинке, или сам себе на сдачу. Твой адресат живёт почти — везде… Он глух и слеп… и на твою удачу ещё и нем, /не только когда ест/, а потому и спорить ему тяжко, что в окнах твоих — РАМЫ, а не крест, что твой бокал — зелёная баклажка.
У задней мысли отрастает хвост, она хоть и не ящерка, но всё же: не думаешь — какой к едрене мост сжигаем мы, когда уходим. Может так вдребезги прощаясь, легче жить, в своей глухой красивенькой печали, достраивая строчек этажи, с крылечком троеточия в начале.

Такая мода — письма в никуда… А тут в — куда, но — мимо, мимо, мимо… Как будто это ты уже — звезда… и глух и слеп и нем неумолимо…