Эта история случилась в 70-е годы прошлого года столетия с одним из любителей халявы.
Назовем его Владимиром Медяковым (что недалеко от истинной фамилии). Он работал заведующим районной рыбинспекцией. Ловил браконьеров, штрафовал их, а штрафы клал себе в карман. За мзду закрывал глаза на лов стерляди (краснокнижной рыбы!) в Иртыше. Однажды даже умудрился заехать в глухой угол соседней Новосибирской области и… продать жителям одного сельца, расположенного рядом со степным озером, кишащим карасями, это самое озеро. Как выкрутился Медяков из этой, все же получившей огласку, истории, известно только ему самому. Но однажды из-за любви к халяве он таки по-крупному вляпался в дерьмо. Рассказываю.
В те годы в хлебоуборочную пору ответственные работники всех организаций нашего райцентра несли нагрузку как общественные инспекторы ГАИ и дежурили на трассе Павлодар-Омск. Пост этот был обыкновенным павильоном на манер автобусной остановки, сооруженным лишь для укрытия от непогоды. Ни телефона, ни света, ни отопления в нем не было. Заступавшему на дежурство давали нарукавную повязку и полосатый жезл. Этой атрибутики было достаточно, чтобы тормознуть любую машину, проверить у водителя документы, груз.
Вот так в один из сентябрьских дней на пост по графику заступил и наш герой.
Было солнечно и тепло. Медяков сидел на лавочке около будки и лениво курил, провожая взглядом проносившиеся мимо машины. Но вот к посту стал приближаться молоковоз. «Не мешало бы молочка попить после вчерашнего» — подумал Медяков и, привстав с лавки, сделал отмашку жезлом, приказывая водителю остановиться. Молоковоз плавно притормозил, в желтой цистерне гулко заплескалось содержимое.
— Что везешь? Молоко? — для проформы спросил Медяков у водителя.
— Не, сливки, — охотно ответил шофер. Он не врал — труженики МТФ обычно сепарировали молоко, обрат оставляли для выпойки телятам, а сливки сдавали на местный маслозавод.
— Это хорошо, — обрадовался Медяков. — Постой-ка.
Он сходил в будку и вернулся со стеклянной литровой банкой.
— А ну, зачерпни! — приказал Медяков водителю. А тому что, жалко? Лишь бы гаишник не «прикапывался». Он залез на цистерну, открыл люк и, зачерпнув банкой, протянул ее общественному гаишнику. Медяков пригубил. Сливки были холодными и невероятно вкусными. Общественник крякнул и на одном дыхании выпил всю банку. По его болевшим от вчерашнего внутренностям как будто боженька босиком прошелся.
-Ух, как хорошо! — крякнул Медяков. Да, забыл сказать, что в нем весу было центнера полтора. Так что эта баночка для него была как наперсток.
— Набери-ка еще, — велел он водителю. Вторую банку Медяков пил уже обстоятельно.
-Ну, я поехал? — нетерпеливо спросил водитель.
Медяков вытер губы и протянул банку водителю в третий раз:
— На, гребани еще раз. Это я с собой возьму. И поезжай.
Приняв полную банку, Медяков сделал шаг, другой к будке. И тут в его чреве что-то заурчало, забормотало. Медяков остановился, сдерживая невыносимую потребность испортить воздух. Но не сдержался и, прошу прощения, пукнул…
Это Медяков так думал. А на самом деле только что выпитые им два литра свежих сливок одномоментно выплеснулись ему в штаны, прихватив с собой и все съеденное и выпитое накануне. Вот так и стоял наш герой, с выпученными от ужаса и отвращения глазами, с банкой сливок в одной руке, полосатым жезлом в другой, и широко, очень широко расставленными ногами. Вниз смотреть Медяков боялся, но и тронуться с места не решался, ощущая ужасный дискомфорт. Водители проезжающих машин, видя застывшего в столбняке хоть и общественного, но все же инспектора ГАИ, притормаживали и спрашивали, не нужна ли помощь. Но в ответ лишь слышали матернейшие пожелания следовать как можно скорее дальше.
Наконец, тихо-тихо переставляя ноги, Медяков таки добрался до будки, затем спустился в кювет. Там была приличная лужа, в которой Медяков и совершил необходимые водные процедуры, а также постирался. И еще несколько часов ждал, пока все его пострадавшее белье, подвешенное к кровле будки с тыльной стороны, не просохнет
Вы думаете, у Медякова с той поры пропала всякая охота к халяве? Как бы не так. Но вот сливки он больше не пил. Совсем.