Я стою на пороге. Во Франции осень, и вот
Ты, не видя меня, наливаешь две чашки до верха.
У соседей звучит неуверенный старый фокстрот,
И под тяжестью нот изгибает бедро этажерка.
Прислонившись к стене, я пойму, что сбывается всё,
Если руки твои так касаются скатерти всуе.
Ничего не ложится поблекшей чаинкой на дно,
Ничего-ничего в этом мире собой не рискует,
Пока чай не остынет /остынет -налей мне ещё/.
Я тобой очарован сто жизней, и каждая — книга.
Опусти мне ладони, как бабочек двух, на плечо,
Отпусти их на волю изящной фантазией Грига.
Я стою на пороге. Во Франции осень и ты.
После этого рай мне покажется снова пустыней.
Даже если у Бога твои различу я черты,
Не скажу о родстве. Пожалею, что чай мой остынет.
И вернувшись в субботу, в костюме отменном, ином,
Задержусь на минуту — послушать дыхание дома.
Ты, не слыша фокстрот, напевай о своём, о своём…
И на маленький столик ставь чашки движеньем знакомым.