Место для рекламы

Такой вот не рождественский рождественский рассказ.

Автор Denis Dragunsky

АНГЕЛОЧЕК

— Какой он ласковый был, — сказала Таня Сафонова, глядя в потолок.
На потолке по косому квадрату света плясали темные полосы: голые ветки обмахивали яркий фонарь; Сафоновы жили на третьем этаже; было четыре часа ночи; из колонии написали, что заключенный Сафонов Кирилл скончался в тюремной больнице номер такой-то.
— И красивый такой, беленький, — сказал Алик Сафонов, лежа рядом с женой.
Таня заплакала.
Потом перевернулась на живот.
— Он сначала такой был, — зло сказала она, — пока семь лет не исполнилось. А потом в родном доме воровал. Тупой к тому же. Двоечник.
— Да, — вздохнул Алик. — Сколько мы подарочков носили учителям, страшное дело.
— Жалко? — спросила Таня.
— Стыдно, — сказал Алик. — У таких родителей такой сын.
— Кирилла тебе жалко? — уточнила она.
— А тебе?
— Не знаю, — сказала она. — Давай ребеночка из приюта возьмем.
— Давай, — сказал Алик.
— Вечно ты со всем соглашаешься! — Она заплакала снова.
Ребеночка, однако, взяли. Мальчик был уже большой — три годика с половиной. Но очень приятный. Смугло-бархатная кожица, как у Алика. Кудряшки светлые, почти белые — как у Тани. И глазки голубые. Ласковый… Стоит, голову задрал и улыбается приемным родителям. Говорит хорошо. Аккуратный. Сам кушает, не проливает. На горшок ходит. Ангел, а не мальчишка.
Сафоновы радовались; мальчика назвали тоже Кириллом; казалось, судьба наконец пожалела их. Но прошел год, потом два. Потом еще, еще.
Мальчик не рос. Ни в высоту, ни умом. Оставался ласковым малышом беззаботного детского возраста.
— Обратно не отдам! — сказала Таня.
— Его и не возьмет никто, — сказал Алик. — Ему уже восемь лет по документам.
Они перестали звать гостей. Продали квартиру и переехали на дачу, за высокий забор.
Однажды мальчик заболел. Первый раз за все время. Температура и кашель. Они боялись вызвать врача. Советовались в аптеке, брали разные таблетки. Не помогало. Мальчик стал задыхаться.
— Лучше так, — сказала Таня. — Мы умрем, что с ним будет?
— Дура! — крикнул Алик и вызвал «скорую».
Приехал фельдшер, седой рябой мужик.
— Довели ребенка, — сказал он. — Под суд бы вас. Отек легких. Боюсь, не довезу.
Таня упала на колени.
— Встаньте, бабушка, — сказал фельдшер. — Слезами не поможешь. Сафонов Кирилл. Когда я на зоне служил, помирал у нас один Сафонов Кирилл, злой был вор, а смешной. Все говорил, что это не он золотые вещи из дома воровал.
— Не важно все это, — сказал Алик.
— Расскажите! — крикнула Таня.
— Не пойму я вас. Ну, закутали ребеночка?
Но в детской кроватке никого не было.

Опубликовала  пиктограмма женщиныMasjanja-and-i  22 дек 2015
1 комментарий
  • Аватар nivikon
    9 лет назад
    страшно ...
    и это тот страх, который не вызвать и сотням фильмам ужасов...
    страх быть обвиненным не за что...
    после чего жизнь летит под откос.....
    и страх обвинителя, который вдруг понимает, что он погубил безвинную душу, любимого человека, не поверив ему

Похожие цитаты

Три заметки о патриотизме

Можно терпеть любое правительство ради милого сердцу пейзажа, звуков родного языка и знакомых лиц на улицах города, можно призывать себя «слушать музыку революции», а можно с ужасом бежать из страны, где власть захватила пьяная матросня под руководством подкупленных немцами полуинтеллигентов. Можно знать наизусть всего «Онегина», а можно косноязычно блякать через каждое слово – но при этом любить родину. Лев Толстой как зеркало

1.

Часто говорят: родина — это как родители. Ни родину, ни родителей не выбирают.

Но это не совсем верное сравнение.

Во-первых, любой человек рано или поздно обзаводится собственной семьей и покидает своих родителей; навещает их, помогает им, но не живет в их доме, под родительской властью. Больше того, если некто живет с родителями уж слишком долго, то считается, что у этого человека какие-то психологические и социальные проблемы.

Но самое главное различие — вот в чём. Родители (за исключен…

Опубликовала  пиктограмма женщиныLidija Markwart  06 мар 2015

Разговор с товарищем Лениным

Один помощник одного члена Политбюро рассказывал.

Зима, январь, день смерти Ленина. Надо возлагать венок к Мавзолею. Все Политбюро и Секретариат идут на Красную площадь. Ну, конечно, не в полном составе. Товарищи из республик не приезжают, они у себя возлагают. Кто-то болеет. Товарищ Громыко в Париже, товарищ Катушев в Варшаве. Но кворум есть.

Леонид Ильич уже едва ходит. Но тоже участвует. Как же без него! А вот непосредственно возлагает венок — на этот раз мой шеф. В каком смысле «непосредст…

Опубликовала  пиктограмма женщиныLidija Markwart  01 апр 2015

ЦЕНА ФРАЗЫ

Был такой случай с Аркадием Гайдаром. В какой-то знакомой семье был мальчик, который хотел стать писателем. Он показал Гайдару свой рассказ. Первая фраза была: «Путешественники вышли из города». Гайдар сказал: «В литературе самое главное — правда. Вот давай завтра с утра попробуем выйти из города». Наутро Гайдар разбудил мальчика, они взяли рюкзачок и пошли. Выходить из города. А город был Москва… В общем, они «выходили из города» часа четыре, да так и не вышли на простор лесов и полей — бедный мальчик совсем обессилел. Но понял, что не надо писать всякую красивую ерунду.
Эту историю я вспоминаю, когда вижу наклейки «1941−1945! Можем повторить!» (и какая-то похабная картинка рядом). Вот я и думаю — взять бы такого «повторяльщика» за шкирку, посадить в кузов грузовика, отвезти под Можайск — и пусть роет противотанковые рвы. Месяц, два, три… Трех месяцев должно хватить.
Или не хватит? Или надо, чтоб он немного повоевал подо Ржевом? Как отрезвить идиотов?

Опубликовала  пиктограмма женщиныMasjanja-and-i  21 июн 2015