— Он женился на мне, когда я была беременна, на седьмом месяце.

— Что ж, это случается, — кивнула я. — И насколько я знаю, не так уж редко.

Женитьба «по залету», да еще с таким долгим периодом «раздумий», конечно, не самый прочный фундамент для последующих отношений в семье, ну да всякое бывает.

— Ребенок был не от него.

— А-а-а… он знал об этом?

Она даже не попробовала изобразить возмущение, и это мне понравилось.

— Да, разумеется. Мы познакомились, когда я уже была беременна, и я не стала от него скрывать свою историю.

— А что за история?

— О, вы подумали — что-то интересное? — она улыбнулась. — Ничего подобного. Все банально до отвращения. Но тогда мне, разумеется, казалось иначе: все в первый раз, какое мне дело до чужого опыта и чужих ошибок, если у меня все, конечно, будет будет совсем по-другому — радостно и лучезарно. Ведь оно же по-настоящему! Познакомились на работе. Он старше годами и должностью. Женат, разумеется, двое детей-подростков. Жену, конечно, давно не любит, они почти не разговаривают, но ради детей… В его жизни только работа, работу он обожает, но иногда так хочется тепла и простого человеческого понимания. Коллеги предупреждали, что он всем так говорит, но я только высокомерно посмеивалась: какое мне дело до «всех», если у нас — любовь! Завязался красивый роман. Действительно красивый — он умел все это обставлять, иногда мне даже кажется, что он специально читал женские журналы, раздел «что нравится женщинам». Вопрос предохранения обговорил предварительно, ему «резинки» не нравились. «Разумеется, мы будем вместе, — сказал он. — Потому что препятствовать любви — преступление. И у нас будет ребенок, я каждый день мечтаю о дочери от тебя — такой же прекрасной, но маленькой, как кукла. Я буду с ней играть. Но я должен подготовить жену, это вопрос уважения». Конечно, я согласилась предохраняться сама. Он «готовил жену» полтора года. Я начала о чем-то догадываться и тут же, как и все молодые дуры, «поставила вопрос ребром». Он сказал: «Боже, как тебе не идут скандалы». Я вынуждена была согласиться — скандалы вообще мало кому идут. Больше я не скандалила и закономерно перешла к следующей ошибке молодых дур: я рожу ему девочку, о которой он так мечтал, и он на мне женится. Перестала предохраняться, забеременела, радостно сообщила ему новость. Дальше рассказывать или не надо?

— Родилась девочка или мальчик? — с любопытством спросила я. Психология категории «молодых дур» мне в общем-то известна, но вот что у них с пониманием статистики? «Рожу ему девочку» — надо же.

— Девочка Любочка (я решила ее так назвать на память). Похожая на куклу. Биологический отец ее ни разу не видел и сделал так, что после декрета я не смогла выйти на прежнюю работу. Сократили целый отдел, шесть человек.

— Предусмотрительная сволочь.

— Да, — кивнула женщина. — Но я сама, кажется, ничем не лучше.

— Ага. Рассказывайте дальше, пожалуйста, — ее самокритичность я уже заметила. Не худшая черта личности, если не перебарщивать.

— У меня с юности нарушения по женской части, и аборты мне очень не рекомендованы в прогностическом смысле. Да я и сама не хотела. Решила рожать, потому что, если ни любви, ни ребенка, тогда вообще хоть в петлю. Спустя два месяца познакомилась с будущим мужем — случайно, в общей компании. Мои две подруги, беспокоясь обо мне, не оставляли меня в покое даже на день, у них тогда типа графика было, кто когда меня «пасет». Он попросил телефон, я, помню, подумала: с ума сошел, что ли? — а потом сообразила, что по мне же не видно, и — «синдром попутчика» — тут же все ему и рассказала. Он меня утешил, как умел (а умел на удивление неплохо), и взял телефон. Потом звонил каждый день, через две недели я согласилась встретиться. В конце этого вечера, в течение которого меня три раза как минимум тошнило от токсикоза, он мне сказал: «Наконец-то я тебя нашел!» Его зовут Роман, а меня Юлия. Он меня всю нашу совместную жизнь зовет Джуля, Джулия. Я только засмеялась, конечно.

Спустя еще три месяца он сказал, что дочке (я уже знала, кто родится) нужен отец и мы должны пожениться. Мама и друзья говорили: даже не раздумывай, раз в жизни так везет.

— И что с этим Романом оказалось не так? — не удержалась я.

— Все так, и это еще не все, — усмехнулась Юлия. — Роды у меня были очень тяжелые, я долго приходила в себя, и Рома в это время кажется вообще не спал — работал, сидел либо со мной, либо, ночами, с дочкой. Потом все как-то наладилось. С Любой у него отношения прекрасные с самого начала, сейчас — лучше, чем у нее со мной. Любимая фраза у него всегда была: давай, я сделаю! Помыть посуду, в поликлинику сходить, поиграть с ребенком, с уроками помочь — никогда не проблема. Общих детей у нас не получалось, и хотя он не говорил напрямую, я видела, что он очень хотел. Я была уверена, что это из-за меня, нервничала, предложила обследоваться и попробовать что-то сделать. Но он и тут взял все на себя: «Не расстраивайся, увы, это я бесплоден», — и сразу предложил взять мальчика из детского дома. Я вообще-то не хотела, не представляла, как это — чужой ребенок, да еще неизвестно какой, что из него вырастет. Он сказал: ну он же где-то уже есть и, может быть, прямо сейчас нас ждет. Раз уж у нас общих детей быть не может, так пусть он дождется. Моя мама даже заплакала, когда я ей рассказала, а бабушка, она тогда еще жива была, сказала: «Господь его ведет».

Я подумала: у меня Любочка есть, надо сделать, как он хочет. Мы взяли Кирюшу, ему четыре годика было, а Любочке шесть. Сначала мне было очень трудно: Кирюша орал, кусался, бил Любу и все время писался. Мне он был почти противен, и очень хотелось отдать его обратно, я сама себя ненавидела: он же ребенок, к тому же настрадался с самого начала. Врачи сказали, что он ничем таким не болен — просто от стресса, что все другое, и вообще нервная система не ахти. Рома мне говорил: не мучай себя, занимайся дочкой, он привыкнет к нам, а ты — к нему. Он сам тогда часами носил его на руках, или сидел с ним, обнявшись, или лежал. И постепенно Кирюша оттаял, начал играть, смеяться. Мне сразу стало легче.

— А какие у вас сейчас отношения с Кирюшей?

— В общем хорошие, хотя, конечно, всякое бывает. Но могу вам честно сказать: кто свой, кто чужой — это я сейчас почти не различаю.

— Ага, это хорошо, — я почему-то сразу ей поверила.

— Вы, наверное, уже давно думаете: ну где же тут подвох? — улыбнулась Юлия. — А его тут, получается, и нет.

— То есть как это нет?! — изумилась я. — То есть вы хотите сказать, что вот сейчас встанете, распрощаетесь со мной и уйдете, ничего не добавив?

Женщина грустно потупилась:

— Вот теперь вам все рассказала, сама себя услышала и склоняюсь к тому.

Я поняла, что она не лукавит и со своей честностью и вправду может сейчас уйти.

— Что с вами происходит?

Юлия заплакала, тихо и безнадежно. Я ждала — ей это явно было нужно.

— Я не могу дышать. У меня даже с сердцем проблемы начались, врач не понимает откуда. Все говорят: боже, как тебе повезло! Подруга из тех двоих, что меня когда-то «пасли», так и осталась безмужней и бездетной и плачет от зависти: ну почему одним все, а другим — ничего?! Я работаю, воспитываю двоих детей, веду дом. Мы купили машину, взяли квартиру в ипотеку, у обоих детей теперь свои комнаты. Муж мне во всем помогает, стоит только намекнуть, по выходным мы ходим в музеи и гулять. Мать говорит: он святой человек, взял тебя с брюхом, а потом и вообще непонятно какого ублюдка — и всех вас обхаживает двадцать четыре часа в сутки.

— Может быть, вы просто Романа не любите?

— Да это я, конечно, сто раз сама себя спрашивала. Не нужна мне никакая такая уж любовь-разлюбовь, было, наелась, спасибо. А с Ромой у меня все в общем-то нормально, и в сексуальном смысле — тоже. Но при этом — душно. И все время чувствую себя неблагодарной сволочью.

— Это постоянное ощущение или — как бы это сказать? — то и дело возобновляемое?

Юлия задумалась.

— Пожалуй, возобновляемое.

— Пример.

— Да каждый день по много раз. Вот мы оба пришли с работы, Кирюша нахватал двоек, я устраиваю «проработку», Рома: давай я тут разберусь, а ты пойди отдохни. Люба дерзит, я пытаюсь ее окоротить, он: у нее сейчас сложный возраст, давай оставим ее в покое, она потом сама извинится. Суп пригорел на дне, привкус отвратительный, дети морщат носы, Рома: это даже пикантно, костром пахнет, мне нравится. Ему хочется секса, я не очень настроена, но готова согласиться, он: о, прости, что я не понял сразу, спи, я пойду еще за компом поработаю.

— Семья — сосуд. Закон сообщающихся сосудов: общий уровень праведности на всех. Если он святой (всю святость слили в один сосуд), то вы — кто?

— Точно! — Юлия смеется с облегчением. — Я — распоследняя неблагодарная сволочь! И дети, кстати, тоже. Они же знают, что Рома им не биологический отец, и иногда мне этим тыкают (ты нас ругаешь, а вот папа никогда, хоть мы ему и не родные), а иногда и сами сокрушаются, раньше Кирюша себя даже по голове бил: я плохой! Я плохой! А недавно Люба мне сказала: как это папа меня такой терпит? Лучше бы, ей-богу, заорал или даже по морде съездил.

— Вы сами все это устроили. Точнее, сами это длите, вы понимаете, да?

— Кажется, понимаю, но вы все равно скажите.

— Есть люди, которым для самореализации надо быть «святыми» — это и светская самореализация может быть, и прямо религиозная. Религиозная — честнее. Потому что в светском варианте приходится быть «святым» об кого-то. Всегда есть люди, которые нуждаются в помощи, поддержке, благодеяниях. Только делая все это, такой человек чувствует себя на месте, нужным, важным и т. д. Такие благодеяния могут быть разовыми или, так сказать, хроническими. Вторые сложнее, но приносят больше удовлетворения. То есть Роман, когда много лет назад констатировал: «Наконец-то я тебя нашел!» — был совершенно искренен. Побочный эффект данного феномена: в хроническом варианте «жертву», если она не сопротивляется, можно ненароком и придушить.

— Как сопротивляться?! — страстно воскликнула Юлия.

— Перестать, если не хочется, играть в его игру. Открыть карты, сообщить, что вы разгадали алгоритм, что он вам не нравится, и перелить обратно себе в сосуд столько, сколько хотите. Практически: давать честную обратную связь каждый раз, когда ему вздумается включить «святого Романа». Риски вам понятны? Для него вся суть семейной жизни — в этой игре.

— Понятны, — кивнула Юлия. — Но я больше так не могу. Я в этой его игре потеряла себя, я больше не понимаю, кто я такая.

— Прежде чем окончательно решите, взвесьте все три раза.

— Семь раз взвешу, в соответствии с традициями.

***

Мы встречались еще раз, три года спустя, по поводу Любиной профориентации. Я, конечно, спросила. Роман и Юлия развелись. Развод был хороший, отношения сохранились у всех со всеми. Люба осталась с матерью, Кирилл с отцом. Роман уже снова женился, на женщине с ребенком-инвалидом. Сейчас они подумывают об усыновлении еще кого-нибудь.

— Я даже не представляла, как это на меня давило, пока оно не кончилось! — тихонько призналась мне Юлия. — Теперь я вижу, как-то же самое с его новой женой. Она была сильная и веселая, а сейчас просто в вату превращается. Но я ведь не должна ей ничего говорить, у нее же ребенок-инвалид, она с ним настрадалась.

Я вздохнула:

— Ничего не должны. Это ее жизнь. Пусть она сама решает.

— Да, конечно, спасибо.

И они с дочерью ушли, взявшись за руки.