— А-а, помогите! Тону-у! —  послышался отчаянный вопль с реки. И он донесся также и до ушей двух приятелей, хормейстера областной филармонии Семанина Сергея Федоровича и ведущего солиста ансамбля песни и пляски «На зорьке» Чебутько Григория Захаровича. Они этой вечерней порой засиделись на лоне природе, неспешно попивая коньячок и чинно беседуя.
— Вы слышали? — насторожившись, сказал Чебутько. — Кричит вроде кто-то.
— Кричит, — согласился Семанин. — Баритон. Хотя сбивается на тенор.
— А-а, кто-нибу-у-удь! — вновь возопил голос.
— На драматический тенор, — прислушавшись, уточнил Чебутько.
— Мама-а! Погиба-ю-ю! — надрывался утопающий.
— Да нет, вот теперь перешел на бас, — удивился Семанин. — Причем, вибрато, вибрато-то у него какое! С таким грудным регистром я бы поработал.
— Ай-я-я-й, люди добрые! — завизжал тем временем все отдаляющийся голос.
— Поразительно! — покачал головой Семанин. - У этого товарища отличные природные данные! Слышите, Григорий Захарович, как он легко с баса-профундо перешел на дискант? Вот это я понимаю — обертон! Вам этот голос не знаком?
— Нет, не слышал такого, — немного подумав, честно признался Чебутько. — Возможно, какой-нибудь самородок из районной самодеятельности, решил порепетировать на лоне матушки-природы.
— Ну так, пойдем, глянем, кому принадлежит такой чудный голос? — предложил Семанин.
— Ну, насчет чудного… не знаю, я бы поостерегся — ревниво сказал Чебутько. — Перспективный, скорее. Что ж, пойдемте, посмотрим…
Приятели встали с примятой травы, неторопливо прошлись по берегу реки в одну сторону, в другую. Но в сгущающихся сумерках на водной глади никого и ничего не было видно и слышно.
Потоптавшись еще с минут пять на кромке берега, Чебутько и Семанин, повернулись друг к другу и беспомощно развели руками.
— Через двадцать минут Николаша за нами приедет, — сказал, посмотрев на часы Семанин. — Что, Григорий Захарович, будем закругляться?
— Да, пожалуй, — кивнул лысеющей головой Чебутько.
Шурша травой, они вернулись к месту своего пикничка.
Чебутько, разлив остатки коньяка по пластмассовым стаканчикам, потянулся своим к Семанину:
- Ваше здоровье, Сергей Федорович!
-Прозит, — церемонно сказал в ответ Семанин.
Они чокнулись и допили коньяк, бросили в рот по дольке лимона и дружно зачмокали, втягивая себя вяжущий и освежающий сок.
Квакали лягушки на соседнем болоте, ухала выпь. На темнеющем небе появились первые звезды. А прежнего тоскующего голоса больше так и не было слышно.
— Пропал, — вздохнул Семанин.
— Что вы сказали? — вздрогнул заглядевшийся на стреляющий искрами костер Чебутько.
— Талант, говорю, какой в человеке певческий пропал, — с сожалением повторил Семанин.
— Почему пропал? - возразил Чебутько. — Если это настоящий талант, то он обязательно выплывет. Но где же наш Николаша? Уже двадцать минут, как должен быть здесь.
— Запаздывает, — огорченно сказал Семанин. — На него это не похоже. А я обещал жене ровно в десять быть дома. Сейчас волноваться будет.
— Да вон он, едет! — радостно воскликнул Чебутько, увидев быстро приближающийся по прибрежной грунтовой дороге свет автомобильных фар и ровный гул мотора.
— Ну, и где тебя черти носят? — с укоризной сказал своему водителю Николаю Семанин. когда тот, хлопнув дверцей филармонического микроавтобуса, вышел к ожидающим его приятелям.
Волосы у шофера были мокрые.
— Не поверите, — возбужденно сказал своим обычным скрипучим — как железкой по стеклу, — голосом Николаша. — Выехал-то я к вам даже раньше, чем договаривались. Жарко же, дай, думаю, окунусь у бережка. Да ногой в яму попал, оступился, тут меня течение и подхватило. И как понесло-понесло! А я плаваю-то чуть лучше топора. Ну и давай на помощь звать. И ведь никого! А вы что же, не слышали, как я кричал?
Чебутько с Семаниным одновременно с изумлением посмотрели друг на друга. И почти также синхронно отрицательно помотали головами.
— Хорошо, рыбаки меня на лодке нагнали, вытащили, — вздохнул благодарно шофер. — Ну что, поехали?
И, садясь за руль, от избытка чувств запел противным дискантом:
— И за борт ее броса-и-т
В набежавшую волну!..