Когда я был мудрым, покинувшим верхний мир,
Роняющим перья отшельником лет пяти,
Я прошлые жизни, как шкуры зверей, кроил,
Чтоб памятью греться средь стонущей злой зимы.
И знали все духи о том, что седой шаман
Оставил в наследство мне только одно: снега…
Что нужно привыкнуть к безлюдным глухим местам,
И к белому солнцу, попавшему в плен креста.
Казалось чужим это странное ремесло,
И ветер одел меня в грубый простой наряд.
Обычные птицы искали везде тепло,
Шаманские — холод и мой повзрослевший взгляд.
И птицы, и духи кричали: «Кружись во тьме!
Танцуй на снегу, обжигая дыханьем ночь!
Тебе танцевать до рассвета — тебе, тебе…
Не жди, что курящий способен в ночи помочь».
А я и не ждал — я кружился, почти как зверь,
Почуяв добычу, но плюнув на этот путь…
Шаман не смеётся. Да где он вообще теперь?
По небу течёт молоко, как когда-то — ртуть.
И знают все духи о том, что бредут стада
Людей и оленей проторенной в сон тропой.
Когда я был мудрым, я выбрал себе снега:
Попробуй, усни этой стонущей злой зимой.