Случай давний, произошел где-то в начале нулевых годов. Напомнил мне о нем материал Алексея Готсданкера про депрессию.

— Я боюсь!

Женщина выглядела бодро, свежо, активно. Жертва насилия? Не похоже. Скорее всего, боится не за себя, за ребенка. Его жизнь, здоровье? Тяжелая болезнь? Нет, тоже не то, не так это выглядит. Подросток закуролесил? Вполне возможно.

— А можно конкретней? Чего вы боитесь?

— Мне даже рассказывать страшно! Сейчас я боюсь, что вы начнете на меня кричать и топать ногами.

Она обаятельно улыбнулась, и я невольно улыбнулась ей в ответ:

— На этот счет вы можете быть совершенно спокойны. Не говоря уже о моем профессионализме, я и по природе человек, совершенно не склонный к экзальтации.

— А, тогда хорошо.

Но что же она такое сделала-то? Или еще только собирается сделать?

— Я сама из Нижнего Тагила. Приехала сюда учиться, а вместо этого замуж вышла. За ленинградца, но по взаимной любви, это я сразу хочу уточнить.

Ага, это понятно. Это чтобы я не подумала, что провинциальная расчетливая девочка, у которой что-то не заладилось с учебой, решила закрепиться в Ленинграде с помощью замужества.

— Потом у меня дочка родилась, и я дома сидела, не работала. А муж, он вообще-то на инженера учился, но когда вся эта перестройка началась, он в бизнес пошел. Там всякое было, вы же понимаете. И вверх, и вниз, и даже прятались мы один раз у друзей на даче в Псковской области четыре месяца. От бандитов, вы понимаете. Он тогда хотел меня с дочкой на родину отправить, в Нижний Тагил, для безопасности, но я сказала: нет, где ты, там и я.

Самоотверженная женщина. Или боялась, что, уехав, потом так из Нижнего Тагила обратно и не выберется? И не был ли бандитом и сам ее муж?

— А потом одно дело у него как-то очень, знаете, склеилось. И дальше пошло — одно к одному, сделка за сделкой. И деньги появились, мы квартиру купили, машину, дачу. Я решила: надо еще одного ребенка, чего ж.

— А чем вы занимались все это время? Домашним хозяйством?

— Ну да. Мне это нравилось, покупать все, обставлять, ремонт даже — многие это не любят, а мне в удовольствие. Дочку в кружки водила, у нее к рисованию настоящий талант, правда, это все учителя говорят, не только я сама. Я тоже в детстве рисовала, даже в клуб у нас в Тагиле ходила, преподавательница всегда мои рисунки хвалила, но как-то у меня оно дальше не сложилось. Вот, в отделку наших квартир, наверное, тогда оно и пошло.

Квартир? Что ж, уточнение про любовь вначале было очень кстати.

— Потом у нас Артур родился. Ну, тут, мне кажется, все и началось…

— Что именно началось?

— Я сначала-то не заметила, потому что с младенцем, да и дочка внимания требует, и хозяйство… А потом вижу: начал мой муж куда-то сползать…

— Сползать?

— Ну да, не могу точнее выразиться. Вот это именно ощущение: как с горки на салазках — сначала медленно, потом все быстрее, быстрее…

— Алкоголь?

На тот момент я уже из практики знала, что это весьма распространенная проблема для бывших бизнесменов-бандитов, вышедших из круга и лишившихся привычного годами адреналина. Некоторые «переломались», другие занялись экстремальным спортом, а многие просто спились.

— И это тоже. Но это не в первую голову, однозначно, видала я с детства, как люди вчистую спиваются у нас в Тагиле, поверьте. Это не про нас.

— А что про вас?

Она не отделяла себя от мужа, я тоже решила пока не отделять.

Дальше женщина вполне профессионально, подробно, практически слово в слово, как в уже упомянутом мною материале А. Готсданкера, описала развитие депрессии у ее мужа Сергея (желающим имеет смысл прочитать его текст, но только до фразы «жена забрала детей и ушла», потому что дальше события в этой истории развивались совсем по-другому).

— Но он, вы пытались что-то предпринимать?

— Да, конечно. Сначала врач таблетки выписал. От них ему только хуже стало. Днем спал, ночью кружил по квартире. Как призрак, только очень шумный. А еще толстеть стал и запоры, по полтора часа туалет занимал. Потом ходил к психоаналитику. Бросил через полгода, говорит, бред какой-то, да еще с таким серьезным лицом, да еще за такие деньги, не могу, тошнит. Потом еще были такие, забыла, как называются, ему жена друга посоветовала — они вроде как сценки разыгрывали, как в театральном кружке…

— Психодрама?

— Во-во, наверное, это самое. Тоже никакого прока, бросил. Только от коньяка, говорит, сначала лучше становится. Врет, наверное, но как проверишь?

— Сколько все это продолжается?

— Артурчику в марте пять лет будет.

— Вы по-прежнему ведете хозяйство? (Он не работает уже года три как минимум, но у них могли с тучных времен остаться накопления, подумала я.)

— Да нет, что вы, я, как он дома осел, сразу на работу вышла — жить-то надо. Работаю я.

— Кем же? Где?

— Старший администратор в магазине «Строительные товары». Пришла в самый низ, конечно, но теперь уже выслужилась. Хорошая работа, живая, кроме того, я ж вам говорила, я все это люблю: обои, краски, отделочные материалы, понимаю в этом, чую, что куда, мне сразу нравилось и людям советовать, обсуждать с ними, а теперь я еще и вроде как подрядчиком подрабатываю, клиентура у меня уже есть, рабочих две бригады, заказчики передают мои контакты один другому…

— Замечательно! — искренне сказала я. — Но в начале нашей встречи вы говорили о том, что боитесь…

— Он не моется, не бреется, когда пьяный, орет, угрожает, когда трезвый, лежит одетый, в стенку уставясь. Мне все говорят: что ты мучаешься, бери детей, уходи от него. Где жить у меня есть, зарабатываю я нормально, детям такой отец к чему? Какой пример? Я тут у гадалки-экстрасенса была, она по картам прикинула и тоже сказала: уходи, с червовым королем нет тебе больше дороги.

— Но?..

— Но он же мой муж! Мы с ним вместе всякое прошли.

— И что же вы решили?

— Я… я… — впервые с начала нашей встречи я видела ее по-настоящему напряженной. — Я решила, как гадалка сказала, сделать — уйти. Исчезнуть.

— Как это — исчезнуть?! — встревожилась я.

— А вот просто — исчезнуть и все. Была и нету. И чтоб никто найти меня не мог.

— А дети?!

— А дети с папой останутся.

— С тем папой, который пьяным угрожает, а трезвым — носом к стенке?! — Черт побери, она была права: мне хотелось заорать на нее и, может быть, даже ногой топнуть. Что она себе вообразила?! — Сыну пять, а дочке сколько?

— Будет тринадцать. Она очень разумная девочка, любит папу (она-то, в отличие от Артура, его нормальным помнит) и очень меня поддерживает.

— В чем поддерживает?!

— Я ведь все продумала. У Риты, конечно, мой телефон будет. Если что, она сразу позвонит. Я уже сняла квартиру на окраине. И на работе договорилась, что уеду по семейным обстоятельствам. А с клиентами сама свяжусь, он о них вообще ничего не знает.

— Он просто вызовет такси и отвезет детей бабушке.

— Куда? В Нижний Тагил? У моей мамы инвалидность, она живет в крошечной однушке. Исключено.

— А родители Сергея?

— У его отца другая семья, дети. А его мама работает в технической библиотеке, заместитель директора. Она может два раза в неделю отвести Риту в кружок. Это максимум. От Артура у нее давление повышается. А вообще она во всем на моей стороне, в болезнь сына не верит и считает (и говорит), что он просто слабак.

— ОК. Он немного приподнимется с дивана и найдет себе еще одну женщину из провинции, которая пожалеет его и сироток, которых бросила мать-ехидна. Квартира-то у вас большая?

— Да! Вот как вы сразу точно словили! Этого я боюсь! Но… детей я тогда, конечно, сразу заберу, а он хоть не один останется. Пусть не я, но кто-то за ним присмотрит.

М-да… Довольно редкий сегодня случай, когда ради шанса (очень сомнительного!) для мужа женщина готова поставить под угрозу благополучие и даже безопасность детей. Или она действительно на пределе и просто хочет сбежать?

— Ну, в общем, я выговорилась, — бодро сообщила мне между тем моя посетительница. — И знаете, ведь и вправду, как обещали (кто ей обещал?!), легче стало! Теперь я пошла, спасибо что выслушали.

— Но подождите…

— Нет-нет, вам меня все равно не отговорить. Вы только расстраиваться станете.

Она еще и обо мне беспокоится!

— Дайте мне ваш телефон.

— Сотовый, дома-то меня не будет. Ага, сейчас.

***

Разговор по сотовой связи с домашнего телефона тогда стоил очень (в сравнении с моими доходами) дорого, но я не удержалась: конечно, волновалась за детей, но и любопытство!

Сначала настороженное: ничего вроде.

Потом с надеждой: налаживается, тьфу-тьфу-тьфу!

И наконец (спустя где-то полгода) ликующее: спасибо, спасибо, у нас все хорошо!

Ну и слава богу, от сердца отлегло.

***

Но и это еще не все.

Еще месяца через два пришел здоровый мужик. Такое впечатление, что малиновый пиджак и золотую цепь только что снял и оставил в коридоре.

Но речь культурная (мама — библиотекарша!).

— Простите, что беспокою. У вас ведь с полгода назад была моя жена вот с такой-то проблемой (кратко описывает все то, что читатель уже знает)?

— Гмм, была, да, — тревога внутри меня росла экспоненциально. — Что-то случилось? С ней? С детьми?

— Ничего, ничего, у нас все хорошо, спасибо. Я просто удостовериться. Она мне вот… (показывает какую-то тетрадку школьного вида) это типа ее дневник. Она тут типа писала все. Ну, что она это все задумала, чтобы меня вытащить, и ушла, потому что меня любит, и за детей боялась, но… И вот там про вас есть…

— С номером поликлиники и фамилией? — с любопытством уточнила я.

— Ага, и даже номер кабинета есть, — простодушно кивнул Сергей. — Вот я и пришел.

— Ну раз уж пришли, расскажите как оно было, — сказала я. — Нетривиальный все-таки способ лечения депрессий с алкогольным синдромом.

— Ага, — он опять кивнул. — И не говорите!

Она оставила ему записку. «Прости, больше не могу, вернусь, когда ты все наладишь». Он сначала не поверил, подумал: бабы дуры, это такой глупый розыгрыш.

Вечером дочка спросила у него: папа, Артур есть хочет. Что мне ему дать? Он рявкнул на нее: где ваша чертова мать? Это ее дело!

Девочка заплакала и ушла. Ему стало стыдно. Он пошел к холодильнику, там были какие-то продукты, немного. Накормил сына, к дочери не пошел — не умел мириться, утешил себя: на ночь дура вернется.

Она, конечно, не вернулась. Утром разбудил сын: папа, а где мама? А мы в садик пойдем?

Он запаниковал. Вскочил, заметался. Дочь уже ушла в школу. Наскоро умылся, пригладил волосы, надел что-то из шкафа и тут сообразил, что не знает, где находится садик сына и как туда идти. Хорошо, мальчик сам знал дорогу. Воспитательница взглянула подозрительно, но ничего не сказала.

Вернулся домой, позвонил в Нижний Тагил. Теща ничего не знала (или притворялась), он ее обматерил, отвел душу. Позвонил своей матери, она холодно сказала: ты сам во всем виноват, я тебя предупреждала неоднократно, что нельзя так распускаться, она еще долго терпела, вот теперь ищи ее и расхлебывай все сам.

Посидел, понял, что не знает ее новых друзей, знакомых, ни одного контакта. Позвонил кому-то из старых подруг, из семейной телефонной книги, та, конечно, ничего не знала, закудахтала как курица, он бросил трубку.

Вечером заискивающе обратился к дочери: а где мама работает? Дочка ледяным тоном, с бабушкиными интонациями, назвала адрес магазина. Сходил туда. Там посмотрели подозрительно: а вы, собственно, ей кто? Я — муж. Облили презрением, но все же сказали: уволилась по семейным обстоятельствам.

Пришел домой, напился. Утром опять будит сын. Стыдно так, что хочется вот просто сразу удавиться.

— Ты ел чего-нибудь? — Меня в садике покормят. Но что мне надеть?

Где хранится детская одежда? Где вообще что?!

Когда дочь пришла из школы, он спросил: что я вчера? — Ничего, просто выпил свою бутылку и спать лег. — Как же мы теперь будем? (Я, мужик, спрашиваю у двенадцатилетней девочки — позорище-то какое! — чуть не зарыдал от горечи и отвращения.) — Да ничего, папа, сейчас все обсудим и выкрутимся как-нибудь (опять чуть не зарыдал — теперь уже от любви и благодарности).

Наладилось довольно быстро, как ни странно. Артур еще спрашивал о матери, но Рита говорила: она уехала по делам, потом приедет, — и он сразу успокаивался. Новый, изменившийся папа (надо же, не лежит, не обращая ни на что внимания, а разговаривает с ним, играет, водит в садик, моет в ванной) занимал почти все свободное от садика время мальчика.

Рита помогала вести хозяйство, он поражался: помнил смешливую девочку с косичками, когда же она так выросла?!

Месяца через полтора позвонил старым друзьям, коллегам, честно признался: был на дне, всплываю, нужна работа. С десяток встреч было впустую (он уже готов был опять сорваться, но дети, особенно Артур, держали на плаву), потом вдруг вылез старый контакт и образовалась зацепка в строительном бизнесе. Он знал, что в его нынешней позиции не приходится выбирать, и согласился на все условия. Сейчас его ситуация уже значительно лучше и стабильней.

Жену все это время вспоминал то с тоской, то с нежностью, то с ненавистью. Искал — безуспешно. Тысячу раз придумывал и все-таки не знал, что ей скажет, если увидит. Однажды она просто появилась на пороге, подошла и молча обняла мужа. Потом разделась, вымыла руки и достала из сумки вот этот дневник…

Теперь он гадает: что ж это было?

Разумеется, я подтвердила для него все сказанное в дневнике жены и озвучила самый благородный и самоотверженный вариант ее мотивов.

Но сама так и осталась в недоумении. Любовь, которая на своем пути сносит все преграды и успешно преодолевает все опасности? Или невероятно точный, холодный расчет? И имеет ли это значение, если все кончилось благополучно? Я не знаю. А что думаете вы, уважаемые читатели?