Эта женщина не плакала, не ломала пальцы, не выглядела изможденной. Ребенка с ней не было.
Увы, часто случается, что психолог ничем не может помочь обратившемуся к нему человеку или семье. Но у психолога тоже есть чувства, и они бывают разными. Здесь мне почему-то было страшно с самого начала, еще до ее первых слов.
— Не знаю, могу ли я к вам обратиться, ведь у вас детская поликлиника. Потому что совет сейчас нужен именно мне, а не моему сыну.
— Любая семья, как и организм, — полуоткрытая система, — сказала я. — Все влияет на все и все на всех. Ваша семья — это вы, ваш сын…
— Все. Нет, еще собака…
Наверное, все-таки ушел или даже умер отец, с некоторым малопонятным облегчением подумала я. А она его очень любила и теперь не понимает, как жить. Отсюда — ощущение свисающей прямо с потолка в кабинете связки кирпичей.
— Вы, сын и собака. Рассказывайте с самого начала.
— Раньше, десять лет назад, мы жили втроем. Муж, дочка и я.
Ее сыну 15 лет. Ее дела так плохи, что она путается в своих детях? Ее дочка сменила пол?!
Спокойно, черт тебя побери, кто тут психолог?! Она сейчас все расскажет.
Если честно, я сама не понимала своей реакции, ведь женщина вела себя совершенно уравновешенно, и никакой психиатрии я не чувствовала даже поблизости.
Она, конечно же, рассказала. И все встало на свои места. Но, как я и подозревала с самого начала, лучше бы эти места были какими-нибудь другими!
Десять лет назад у ее 11-летней дочери диагностировали онкологию. Боролись три года, продали все, что могли, и перепробовали все, что подворачивалось, от экспериментального лечения в московском институте до знахарки в Псковской области, но опухоль была очень агрессивна. Муж был рядом, поддерживал и помогал во всем. Девочка умерла, попросив напоследок: «Мам, пап, вы уж тут без меня не скучайте…»
После смерти дочери мужчина честно пытался сохранить семью. Водил жену в театр, в ресторан, в гости — она была в каком-то оцепенении, ей все это казалось пошлостью, но она покорно везде ходила и чувствовала, как носит с собой полный до краев стакан своего несчастья. Другие, конечно, его тоже видели. Кому же захочется иметь дело с таким человеком? Потом муж заговорил о другом ребенке, другой девочке (может, она тебя отвлечет), и тут она наконец сорвалась в полноценную истерику: ты хочешь заменить нашу умершую дочь, как сгоревшую лампочку в люстре?! Следующим ребенком?! А вдруг это гены, ведь все знают, что онкология бывает наследственной! Ты хочешь, чтобы она тоже…
Муж ушел через два месяца. До этого спокойно объяснил, что он живой человек и не может жить ни в склепе, ни в пантеоне. Но его уход стал для нее все же неожиданностью — она пришла с работы, нет мужниных вещей, везде по квартире лужи, на диване сидит, расставив толстые лапы, лопоухий щенок никакой породы, а на столе — записка: «Я ушел. Надеюсь, ты не подумаешь, что Дружок — это вместо меня. Он бегал у нас на заводе во дворе, его чуть не сбило насмерть машиной. Если он тебе не понравится, можешь отдать его в приют…»
Спустя полгода по инициативе мужа они развелись. Он сразу женился на молодой женщине, и у них родилась дочка. Теперь у них еще и сын. Ему всего девять месяцев, но он уже говорит: ма-ма и та-та (сестру зовут Наташа).
— Откуда вы это знаете? Вам бывший муж рассказал?
— Нет, его жена, Танечка. Она мне часто звонит, советуется, если с детьми что. Да и я у них бываю, и они с Наташей у нас… Сейчас, правда, они затихли…
Дружок, конечно, остался в доме. Он был глупый, дружелюбный и невероятно общительный. Любил всех людей, особенно детей, и всех сородичей — от той-терьеров до волкодавов. Дети, родители, собаки и их хозяева относились к этой всепоглощающей любви по-разному (Дружок вырос в довольно крупную дворнягу шоколадной масти). Она старалась гулять с ним, когда никого не было. Он расстраивался, ему хотелось играть и вращаться в обществе. Она бросала ему мячик, чувствуя себя заводной игрушкой.
Однажды на стадионе неподалеку от их дома проводили выставку собак. Везде висели объявления, внизу была приписка: вход с собаками разрешен. Она вдруг решила пойти: должны же быть у Дружка развлечения. Собаки на четырех рингах были гордые, расчесанные и благоухали цветочными шампунями. Дружок смотрел на них, наклонив башку и вывалив язык, и даже, вопреки обыкновению, не порывался бежать и общаться. Как будто осознавал свое неизбывное плебейство.
— Не думайте, он у вас самой лучшей породы! — сказал кто-то сбоку от нее.
Она оглянулась. Рядом стоял мальчик. Дружок радостно кинулся к нему и облизал круглую физиономию. Мальчик едва устоял, схватившись рукой за огородку. Когда он отошел, она увидела, что у мальчика что-то с ногами: он даже не хромал, просто как-то странно передвигался. Какая-то деформация суставов?
— Прости! — извинилась она. — Дружок у меня добрый, но глупый…
— Нет, — сказал мальчик. — Дворняги самые живучие и лучше всех приспосабливаются!
— Откуда ты знаешь? У тебя тоже дворняга? Где же она?
— Нет, у нас собак держать не разрешают, — сказал мальчик и улыбнулся. — Я знаю, потому что я сам — дворняжка.
Она отчетливо почувствовала, как сердце пропустило удар, и спросила:
— Где это — у вас?
— В интернате, — ответил мальчик. — Нас сюда на автобусе на экскурсию привезли. Во-он коляски стоят, видите? А я-то ходячий…
Мальчика Женю ей отдали на удивление легко. Она раньше слышала: проблемы с усыновлением, справки, бюрократическая волокита… Ей все помогали! Все! Буквально за руку водили из кабинета в кабинет. До чего же в мире много хороших людей…
И как все хорошо складывалось! Женя пошел в обычную школу. Его там почти не дразнили. Она сама занималась с ним русским. Бывший муж был призван на предмет подтягивания математики. Он честно отзанимался, потом вышел покурить на знакомый балкон. Она, что-то почувствовав, вышла за ним и вдруг увидела, что он — плачет!
— Что с тобой? — потрясенно спросила она.
— Я так рад за тебя… — сдавленным голосом сказал он. — Наконец-то… И какое же спасибо этому Женьке…
Женя еще в интернате занимался оригами и увлек этим сводную сестру Наташу. Их квартира была засыпана обрезками бумаги и снова стала похожа на место, где живут люди. Женя, конечно, играл с Дружком.
Однажды они все вместе гуляли. Дружок бросился к маленькой собачке, Женя побежал за ним, споткнулся, упал…
Пожилой врач в районной травме сказал: гипс я, конечно, поставил, но что-то мне этот перелом не нравится. И изначальное заболевание, и вот тут, на рентгене что-то непонятное… Поезжайте-ка вы в институт Турнера…
— Вы должны быть готовы ко всему, — сказали ей институтские врачи.
— К чему?! — шепотом закричала она.
— Вполне может быть, что это онкология. А ваш перелом — всего лишь симптом. Точнее вам скажут на Березовой аллее…
По совету подруги она пошла к взрослому психоаналитику или кому-то вроде. На третьем сеансе ей сказали: ничего удивительного, это у вас подсознательное влечение — у вас дочь умерла от онкологии, вот вы и выбрали ребенка уже с предрасположенностью. Она пришла домой и выбросила в мусоропровод целиком всю аптечку — иначе боялась не справиться с желанием покончить со всем разом. Это было бы несомненным облегчением, но как же Женька?
***
— И вот мой вопрос к вам, — закончила она свой рассказ. — Где мне теперь взять силы? Чтобы, если придется пережить все это еще раз и не угробить Женьку собой раньше времени?
Я очень долго молчала. Она меня не торопила. Если знаешь или хотя бы предполагаешь, что говорить, можно быть какой угодно — резкой, настойчивой, ироничной, даже грубоватой. А если совсем не знаешь? Если не знаешь, со всем соглашайся. Иногда это вывозит.
— Вы очень правильно поставили задачу, — сказала я. — Она чисто энергетическая. Это даже не психология…
— Да, я так и чувствую, — кивнула она.
— И решать ее надо так же. Больших источников энергии у нас нет, и выдумать или выстроить их сейчас совершенно нереально. Значит, надо брать помалу и плюсовать. У вас есть друзья?
— Да, конечно. Из школы, из института, волонтеры из Жениного интерната. И коллеги. И бывший муж и его семья. Они все сейчас в полной растерянности. Боятся лишний раз позвонить, я их очень понимаю…
— Именно! Они очень хотят вам помочь, но не знают, что делать. Им кажется, что тут помочь вообще нельзя, но они не догадались посмотреть с энергетической стороны. Вы им скажете…
— Что же?
— Каждый принесет вам по энергетической конфетке. И будет целый кулек. Который, конечно, достанется Жене. А им будет облегчение: они помогли, не остались в стороне от чужой беды.
— Конфетки — это все-таки что?
— Я не знаю, что приносит вам радость, свет, облегчение. Футбольный матч или лекция в Эрмитаже. Только не говорите, что ничего. Вам много лет, есть личная история, сейчас все сгодится. Одной из своих приятельниц вы скажете: рассказывай мне 15 минут про выставку фарфора, которую ты посетила (или организовала), другой — едем на берег залива и просто так идем от Морской до Лисьего носа. Про болезни не говорим. Третьей по вашему же заказу, в ограниченных заранее временных рамках вы плачетесь в жилетку как раз про болезни.
— Это все искусственное, не поможет, — сказала она.
— Другого нет, поэтому будем пробовать, — возразила я. — Неделю делаете (не меньше семи конфеток, лучше больше), потом придете, расскажете подробно. Все просьбы о конфетах начинаете одним запевом: «Мне нужно, чтобы ты…»
Она пришла удивленной.
— Вы знаете, действительно лучше. В основном, мне кажется, потому что я очень много времени и сил трачу на изобретение этих ваших конфеток. Зато уже придуманное весь мой круг ловит на лету и моментально исполняет… У меня одна знакомая киноманка — мне очень нравится, как она пересказывает содержание фильмов, даже лучше, чем самой смотреть…
— Конечно. Люди любят помогать, если то, что нужно сделать, понятно и четко ограниченно. Что Женька?
— Он молодец. В больнице задачки решает и английским занимается… Заметил, солнышко: мама, какая у тебя красивая прическа. Это тоже конфетка: у меня знакомая парикмахер, и мне всю жизнь нравилось, когда голова аккуратная…
— Замечательно. Прическа и вправду хорошая, лет пять-семь скидывает точно. И помните: не меньше семи конфеток в неделю, тогда продержитесь.
— Хорошо, я постараюсь.
***
Спустя два месяца мне в регистратуре передали огромную коробку шоколадных конфет. Только в кабинете я заметила, что за ленточку заткнута записка. Развернула ее и сама почувствовала, как физиономия расползается в улыбке:
«От мамы Женьки. Это не онкология! Какое-то сложное заболевание костей и суставов. По сути, инфекция. Лечить долго и сложно, но оно лечится! Рассказала про конфетки подруге, у которой умерла мама. Ей тоже помогает. Удачи вам!»
— Вот черт! — воскликнула я. — Знала бы заранее, сказала бы ей, что я люблю конфеты с вареньем!