Когда я остался один — метался по всей квартире.
Четырежды ставил чайник. Четырежды забывал.
Метался потом по кухне, мишенью в забытом тире.
Под вечер звонил начальник. Хотел закатить скандал.
По городу вечерело. По ящику возмущались.
Стреляли по чьим-то детям, по северным городам.
Я вспомнил — не повидались. И даже не попрощались.
Она говорила «едем», и бегала к поездам.
Потом в новостях молчали.
Молчали, молчали, молчали.
А после заговорили. Уныло, как патефон.
Нарыли видеозапись, и долго о ней кричали,
И долго ее крутили.
Заснято на телефон, как поезд уходит с рельсов,
Сгибается, подлетает,
Скрипит на вагонных стыках, ломается на ходу.
Ее девятнадцатый номер несильно совсем мотает, —
И сбрасывает, сметает в горящую пустоту…
Не надо кричать от боли, когда от нее уходишь.
Не надо стонать и плакать, — «Она навсегда с другим».
Быть может, что против воли уже навсегда запомнишь
Не горечь от расставанья,
А только огонь.
И дым.