часть двенадцатая, заключительная
Однако пора возвратиться к нашим кроликам.
Первые сведения о новом поведении удавов сначала никого не беспокоили. Те кролики, которых удавам удавалось задушить, естественно, ничего не могли рассказать своим собратьям, а те, возле которых тяжело и неловко шлепались удавы, ничего не могли понять.
Кролики сначала смеялись над этими случаями и даже довольно долго считали, что удавы на них кидаются с деревьев, стараясь оглушить их собственной тяжестью, раз уж гипноз не действует.
Потом до Короля дошли слухи, что недалеко от зеленого холмика, где по воскресеньям возжигался неугасимый огонь в память о Задумавшемся, удавы воздвигли памятник Любимому Кролику, которому они ежедневно поклоняются, бросаясь на него со своими объятиями.
— Совсем спятили, — сказал Король, услышав такое.
— У них теперь вместо Великого Питона появился какой-то Пустынник, — заметил Начальник Охраны.
— Вот они и молятся, — высказал догадку Старый Мудрый кролик.
— Молятся?! — горько усмехнулся Король.
— А как ты разгадал знамение?!
Не успел Старый Мудрый Кролик придумать ответ, как в кабинет Короля вошел его секретарь и что-то шепнул на ухо.
— Введи, — сказал Король, заметно оживившись.
Через мгновение в кабинет Короля, ковыляя, вошла истерзанная крольчиха.
— Рассказывай, — приказал Король.
Вот что рассказала крольчиха. Оказывается, она паслась на границе между джунглями и пампасами, когда на нее неожиданно напал удав и, обвив ее кольцами, стал душить.
Ей с большим трудом удалось вырваться из его объятий и убежать.
— Гипнотизировать не пытался? — спросил Король.
— Какой там гипноз, — отвечала крольчиха,
— Я такой боли в жизни не знала. Вот вывихнул мне лапу…
— А может, это была попытка изнасилования?
Предположил Главный Ученый.
— Интересно! — воскликнула Королева.
— Вот бы тебе вывихнули лапу,
Дерзко ответила крольчиха,
— Тогда бы я посмотрела, как это интересно…
— С кем говоришь?
Грозно оборвал ее Начальник Охраны.
— Тише, тише,
Сказал Король, нисколько не обращая внимания на непочтительный тон крольчихи,
— Но ты ведь могла почувствовать, что он хочет от тебя?
— Я почувствовала, что он хочет меня задушить,
Отвечала крольчиха, и по выражению ее мордочки было видно, как она усиленно пытается включить свое тупенькое воображение.
— Ну, а для чего? — нетерпеливо спросил Король.
— А для чего, я не знаю, — ответила крольчиха.
— Ладно, милочка, ступай,
Сказал Король и, хлопнув крольчиху по плечу, добавил, обращаясь к секретарю:
— Распорядись, чтобы ей выдали недельное пособие как пострадавшей на государственной службе.
Когда крольчиха, поблагодарив Короля, вышла вместе с его секретарем, Король обратился к своим помощникам:
— Ну, что вы скажете на это?
— Скажу, милый, что пораспустились твои подданные
Заметила Королева.
— Надо бы подтянуть,
Поддакнул ей Начальник Охраны. Остальные промолчали.
— А по-моему, очень интересный случай,
Оживился Король,
— Все выстраивается в один ряд…
-Увеличение количества без вести пропавших кроликов…
-Пострадавшая крольчиха…
-Странные упражнения удавов…
Они разработали новое страшное оружие — удушение!
— Король, ты гений! — воскликнул Старый Мудрый Кролик.
— Зачем тебе я, зачем тебе ученые, зачем тебе Начальник Охраны, когда ты — все!
— Успокойся, — отвечал Король,
— Я только сделал необходимые обобщения.
Оповестить кроликов о страшной опасности, нависшей над ними… Кто говорил: не надо развивать свою природу? Я говорил. Теперь доразвивались до того, что живым кроликам ломают кости.
Размножаться с опережением — вот наше оружие против удавов!
Известие о новом страшном оружии удавов, требующем сплочения кроликов как никогда раньше, к сожалению, в самое ближайшее время самым трагическим образом подтвердилось.
Кролики выбросили в реку чучело кролика, на котором тренировались удавы, но было уже поздно.
Попытка подгрызать молодняк, чтобы удавы не могли тренировать душительные мускулы, тоже окончилась ничем. Удавы стали подстерегать кроликов возле молодых парно растущих деревьев. Да и возможно ли перегрызть все молодые парно растущие деревья?
Деятельность Возжаждавшего среди кроликов после того, как удавы стали душить без всякого гипноза, имела все меньше и меньше успеха.
Начальник Охраны время от времени предлагал подтянуть его за уши, но Король отвергал эту крайнюю меру, считая, что, пока удавы по отношению к кроликам проявляют настоящую твердость, надо быть с кроликами помягче, иначе они совсем затоскуют.
Вообще к Королю вернулось чувство юмора, тот грубоватый юмор, который так ценил и понимал его народ.
— Кажется, кое-кто нам обещал пробежать по удаву,
Говаривал Король во время кроличьей сходки, что неизменно вызывало дружеский хохот кроликов. Обычно эта шутка звучала на предложение Возжаждавшего провести те или иные реформы.
— Но вы же понимаете, что сейчас совсем другая обстановка,
Отвечал Возжаждавший на эти неприятные напоминания.
— То-то же,
Кивал Король,
— Попробуй развивать природу — и кончится тем, что удавы будут летать за кроликами. Так говорил мой отец еще в те времена, когда и в голову никому не могло прийти, что удавы откажутся от гипноза.
Кролики снова притихли и стали законопослушными. Теперь они регулярно вносили в королевский дворец огородный налог, а выпивать не то чтобы стали меньше, но пили у себя в норе, а не где попало.
Возжаждавший, помня изречение Учителя насчет того, что если мудрость не может творить добро, то она по крайней мере должна удлинять путь злу, пытался добиться от Главного Ученого со всей его канцелярией улучшения службы безопасности кроликов.
С тех пор как удавы начали бросаться на кроликов, при этом чаще всего из засады. Главный Ученый вообще перестал выходить из дворца, вернее, выходил только во время кроличьих сходок и, разумеется, не дальше Королевской Лужайки.
О проведении его ученых опытов в полевых условиях не могло быть и речи.
Правда, после долгой работы, которая заключалась в расспросах случайно уцелевших кроликов, он вывел глубокомысленную формулу, согласно которой длина прыжка удава равна квадрату его собственной длины.
Но кролики, хотя и пораженные четкой красотой формулы, все-таки жаловались — под влиянием Возжаждавшего — на то, что эту формулу никак невозможно на практике применять.
Король, отчасти признавая законность этих жалоб, старался их утешить.
— У нас в руках правильная теория,
Говорил Король,
— а это уже более, чем кое-что.
— Теория-то, может, и правильная, Но как же ею пользоваться, когда мы не знаем длину нападающего удава?
— Тоже верно,
Соглашался Король и, найдя глазами Возжаждавшего, добавлял:
— Кстати, тут кое-кто обещал пробежать по удаву… Измерил бы пять-шесть удавов, мы бы вывели хоть среднюю длину нападающего удава…
— Вы же знаете, что сейчас совсем другое время,
Отвечал Возжаждавший, стыдливо опуская голову.
— Не только знаю, но и знал,
Неизменно отвечал Король, что всегда приводило кроликов в состояние тихого восторга.
— «Но и знал»,
Повторяли кролики, разбредаясь по норам после сходки,
—Что-что, а кумпешка у нашего Короля светлая.
Несмотря на свои беды, а скорее даже благодаря своим бедам, кролики продолжали размножаться с опережением и, опять же благодаря своим бедам, с еще большим усердием (смертники!) продолжали воровать на туземных огородах вместе со своими единомышленниками в этом вопросе — обезьянами.
В конце концов туземцы, развивая природу своей любви к своим огородам, сумели договориться с Великим Пустынником, чтобы он отпускал удавов дежурить на огороды в качестве живых капканов. Об оплате условились просто.
— Что поймал, то и ешь от пуза, — предложили туземцы.
Удавы охотно ходили на дежурство, потому что на огородах кролики да, кстати, и обезьяны, впадая в плодово-овощной разгул, теряли всякую осторожность.
— Если б я тогда знала, что эти мерзавцы будут кукурузу сторожить,
С элегической грустью говаривала та самая мартышка, выкусывая вшей из головы своей внучки, уже и слыхом не слыхавшей ни о Находчивом кролике, ни тем более о преданном им Задумавшемся.
Кстати, однажды удав, посланный дежурить на кукурузное поле, возвратился, как было замечено некоторыми удавами, несколько смущенный.
— Что случилось?
Спросили у него.
— Кажется, дал маху,
Отвечал он, укладываясь в сыром овраге, недалеко от Кельи Великого Пустынника,
— Вместо мартышки обработал жену хозяина.
— Ну и как она?
Спросили удавы, отдыхавшие в этом овраге.
— Да так, ничего особенного,
Говорил удав,
— Интересно, туземец Пустыннику не пожалуется?
— А кто его знает,
Отвечал пожилой, но еще моложавый удав,
— Раз на раз не приходится… То, бывает, соблазнится наш брат на хорошую жирную туземку — и ничего. А бывает, обработаешь пигалицу, а шуму на все джунгли…
— Да эта тоже была худая и жилистая… Я ее сначала в темноте и в самом деле спутал с обезьяной, ну, а потом уже думаю: и так и так отвечать…
— Правильно сделал,
Заметил пожилой удав,
— Труп лучше не оставлять…
Потому что туземцы время от времени напиваются, как кролики, и забывают все, что было. Иной проспится и никак не вспомнит, то ли подарил кому-то жену, то ли просто прогнал…
— Кстати,
Через некоторое время добавил этот пожилой удав, любивший помогать молодым неопытным удавам, но делавший это несколько суетливо,
— Пока ее не переваришь, сдавай дерьмо в комнату находок. Туземцы легко успокаиваются, если на память о проглоченном у них остается какая-нибудь железная штучка…
Этот пожилой удав прямо как в воду глядел. Недели через две до мужа туземки дошли слухи, что исчезнувшую жену, оказывается, проглотил удав, стороживший его собственный огород.
Особенно оскорбительно было то, что этот удав, на радость некоторым туземцам, говорил, будто спутал ее с обезьяной.
И вот он пришел с жалобой к Великому Пустыннику. Тот, прежде чем принять туземца, из уважения к старинному обычаю, велел занавесить чучело Туземца в Расцвете Лет.
— Твоя удав моя жинку глотал, жинку,
Начал туземец жаловаться Великому Пустыннику, особенно напирая на оскорбительное сравнение ее с обезьяной.
— Накажем,
Обещал Великий Пустынник.
— Кстати, войдешь в комнату находок и возьмешь, если на ней были, украшения.
— Спасибо, хозяин,
Поклонился ему туземец,
— Моя другой жинка возьмет.
— Ну, вот и уладил,
Отвечал Великий Пустынник,
— Я всегда стоял за дружеские связи с туземцами…
Туземец был очень доволен оказанным ему приемом и просил, несмотря на этот неприятный случай, в будущем не оставлять его поле без дежурства удава.
Правда, в конце разговора возникла некоторая неловкость. Рассматривая чучела и справедливо восторгаясь искусством Удава-Скульптора, он сказал про мумию Великого Питона:
— Прямо как настоящий…
— А он и есть настоящий,
Отвечал Пустынник,
— Только выпотрошен и залит смолой.
— А это тебя готовят?
Кивнул глупый туземец на занавешенное чучело Туземца в Расцвете Лет.
— Скорее тебя,
Ответил Пустынник непонятно, но страшновато, и туземец поспешил уйти.
Пустынник не любил разговоров о своей смерти. Он даже не любил разговоров о чужой смерти, если чужая смерть могла ему напомнить собственную.
Одним словом, после воцарения Пустынника жизнь удавов и кроликов вошла в новую, но уже более глубокую и ровную колею: кролики воровали для своего удовольствия, удавы душили для своего.
— Размножаться с опережением и ждать Цветной Капусты,
Повторял Король,
— Вот источник нашего исторического оптимизма.
И кролики продолжали успешно размножаться, терпеливо дожидаясь Цветной Капусты.
— Ты жив, я жива,
Говаривала по вечерам крольчиха своему кролику,
— Детки наши живы, значит, все-таки Король прав…
Кролики не понимали, что в перекличке принимают участие только живые.
— Если бы жив был Учитель…
Вздыхал Возжаждавший.
— А что я могу один и тем более в новых условиях?
Впрочем, согласно изречению Задумавшегося, он старался развивать в кроликах стрекачество, чтобы удлинять путь злу.
Вдова Задумавшегося создала Добровольное общество юных любителей Цветной Капусты.
По воскресеньям, когда на Зеленом холмике возжигался над символической могилой Задумавшегося неугасимый огонь, она собирала там членов своего общества и вспоминала бесконечные и многообразные высказывания своего незабвенного мужа об этом замечательном продукте будущего.
Свежесть ее воспоминаний о Цветной Капусте поддерживалась твердым кочаном обыкновенной капусты из королевских запасов.
Однажды уже сильно постаревшие Король и Королева грелись на закатном солнце, стоя у окна, в которое когда-то заглядывал с ветки морковного дуба тот самый крольчонок, что просил Цветную Капусту.
— Находчивый — это тот, который был с красивыми глазами, или тот, который предал Учителя?
Вдруг спросила Королева у Короля. Кстати, придворные косметички смело придавали лицу Королевы черты былой красоты, поскольку мало кто помнил, какой она была в молодости.
— Не помню… Кажется, родственники,
Отвечал Король, ковыряясь в зубах орлиным пером.
— Но кто мне надоел, так это вдова Задумавшегося.
Последнее замечание Короля, хотя никак не было связано с вопросом Королевы, не вызывало сомнений: очень уж она зажилась.
Ее собственные дети и даже некоторые внуки к этому времени уже погибли, а она все рассказывала случаи из жизни Задумавшегося, все вспоминала новые подробности его задушевных бесед о Цветной Капусте.
Но и ее тоже можно было понять, ей так было жаль расставаться с дармовой королевской капустой, что это придавало силы для долгожития.
Одним словом, всех можно понять, если время и охота.
Интересно, что некоторые престарелые кролики, рассказывая молодым о прежней жизни в гипнотический период, сильно идеализировали его.
— Раньше, бывало,
Говорили они,
— Гуляешь в джунглях, встретил Косого — проходи, не останавливаясь, безопасной стороной его профиля.
Или встретил Коротышку, а он на тебя и смотреть не хочет…
Почему?
Потому что бананами налопался, как обезьяна.
— А где они теперь?
Спрашивали молодые кролики, завидуя такой вольнице.
— Косого удавы задушили,
Отвечал кто-нибудь из старых кроликов,
— Коротышка вообще переродился в другое животное и взял другое имя.
— Вам повезло,
Вздыхали молодые кролики.
— Раньше никто бы не поверил,
Распалялись старые кролики,
— чтобы туземцы использовали удавов против кроликов…
— А выпивка? Чистый сок бузины даром раздавали,
Вспоминали престарелые алкоголики,
— Хочешь — учись писать, хочешь — пей, твое дело.
— Но вы забываете главное,
Напоминал кто-нибудь,
— При гипнозе, если уж тебе было суждено умереть, тебя усыпляли, ты ничего не чувствовал.
— А сейчас рядовые кролики отраву пьют,
Не давал закрыть тему престарелый алкоголик,
— сок бузины идет только для допущенных…
— Одним словом, что говорить,
Вздыхал один из старейших кроликов,
— Порядок был.
Удивительно, что и старые удавы, делясь воспоминаниями с молодыми, говорили, что раньше было лучше. При этом они тоже, водится, многое преувеличивали.
— При хипнозе как было,
Рассказывал какой-нибудь древний удав,
— бывало, ползешь по джунглям, встретил кролика: хлянул — приморозил! Снова встретил — снова приморозил!
А сзади удавиха ползет и подбирает.
А кролики какие были? Сегодняшние против тех — крысы. Ты его проглотил, и дальше никаких тебе желудочных соков не надо — на своем жиру переваривается.
А сейчас ты его душишь, а он пищит, вырывается, что-то доказывает…
А что тут доказывать?
— Жили же,
Мечтательно вздыхали младые удавы.
— Порядок был,
Заключал старый удав и после некоторых раздумий, как бы боясь кривотолков, добавлял:
— При хипнозе…
— Они думают, душить легко,
Часто говаривал один из старых удавов, укладываясь спать и с трудом свивая свои подагрические кольца.
Хотя на вид это был далеко не тот удав, которого мы знали как удава, привыкшего все видеть в мрачном свете, на самом деле это был именно он.
***
Вот и все, что я слышал об этой довольно-таки грустной истории взаимоотношений кроликов и удавов.
Если кто-нибудь знает какие-то интересные подробности, которые я упустил, я был бы рад получить их.
Лучше всего письмом, можно по телефону, а еще лучше держать их при себе: надоело.
Когда я записывал все это, у меня возникали некоторые научные сомнения. Я, например, не знал, в самом деле удавы гипнотизируют кроликов или это так кажется со стороны.
У Брема в «Жизни животных» почему-то ничего об этом не говорится. Все мои знакомые склонялись к тому, что удавы и в самом деле гипнотизируют кроликов, хотя полностью утверждать это никто не брался.
Среди моих друзей не оказалось ни одного настоящего змееведа. Но потом я вспомнил полузабытого знакомого, который любил говорить, беря командировку в пустыню Кара-Кум: «Поеду к змеям…»
Хотя я знал, что он по профессии геолог, но думал, что он как-то попутно и змеями занимается.
Я с трудом нашел его телефон и очень долго и безуспешно напоминал ему об этом его выражении, а он почему-то все отрицал, упирая на то, что тем или иным сотрудником филиала их среднеазиатского института он мог быть недоволен, но чтобы целый коллектив — он лично такого не помнит.
Вдобавок он у меня спросил, кто я, собственно, такой и почему я этим интересуюсь, хотя я начал именно с этого. Но он сначала, видимо, слушал меня рассеянно и благодаря моему восточному имени принял меня за кого-то из своих далеких сотрудников.
— Ах, это ты, старичок,
Сказал он, наконец все поняв и обрадовавшись.
— А я думал: кто-то из моих анонимщиков… Нет, нет, какие там змеи — вздоха-продыха нет… Хотя, если говорить по существу, то настоящие змеи…
Так как змеи в переносном смысле меня не интересовали, я пропустил мимо ушей его стенания и при первой же возможности положил трубку.
— Так это же по телевизору показывали,
Сказала одна женщина, когда я затеял разговор об удавах в дружеской компании.
— И вы видели сами?
Спросил я, обнадеженный.
— Конечно,
Сказала она, отвернувшись от зеркала, в которое глядела на себя с той педагогизированной строгостью, с какой все женщины смотрятся в зеркало, словно бы укоряя свой облик в том, что хотя он и хорош, но потенциально мог быть гораздо лучше.
— Ну и что?
Спросил я, трепеща от любопытства.
— Ну, этого самого…
Сказала она и очень выразительно поглядела на меня,
— Зайчика положили в клетку с удавом…
— Ну, а дальше?
Спросил я.
— Я отвернулась,
Сказала она и еще более выразительно поглядела на меня,
— Не могла же я смотреть, как этот питон глотает зайчика…
Так или иначе, она ничего не могла мне сказать по интересующему меня вопросу, и я в конце концов через другого моего знакомого, у которого оказался знакомый змеевед, узнал, как смотрит наука на эту проблему.
Этот змеевед с презрительной уверенностью сообщил, что никакого гипноза нет, что все это легенды, дошедшие до нас от первобытных дикарей (не наших ли туземцев он имел в виду?).
Таким образом, слова его вполне совпали с наблюдениями Задумавшегося.
В глубине души я всегда был в этом уверен, но приятно было услышать вполне компетентное научное подтверждение взглядов Задумавшегося кролика.
Тем более что открытия этого действительно замечательного мыслителя были сделаны в те далекие времена, когда не было ни крупных научных центров, ни путеводной науки, господствующей в наши времена и ясно определяющей, какие змеи полезны, а какие вредны и почему.
Задумавшемуся приходилось на собственной шкуре доказывать свою правоту.
Между прочим, я заметил, что некоторые люди, услышав эту историю кроликов и удавов, мрачнеют.
А некоторые начинают горячиться и доказывать, что положение кроликов не так уж плохо, что у них есть немало интересных возможностей улучшить свою жизнь.
При всем своем прирожденном оптимизме я должен сказать, что в данном случае мрачнеющий слушатель мне нравится больше, чем тот, что горячится, может быть стараясь через рассказчика воздействовать на кроликов.
Вот поясняющий пример.
Бывает, зайдешь к знакомому, чтобы стрельнуть у него немного денег. Как водится, начинаешь разговор издалека о трудностях заработка и вообще в таком духе. И смотришь, что получается.
Если ваш собеседник, подхватывая тему, горячится, указывая на множество путей сравнительно легких заработков, то так и знайте, что он ничего не даст.
Если же во время ваших не слишком утонченных намеков собеседник мрачнеет и при этом не указывает никаких путей сравнительно легких заработков, то знайте, что тут дела обстоят гораздо лучше.
Этот может одолжить, хотя может и не одолжить. Ведь он помрачнел, потому что мысленно расстался со своими деньгами, или, решив не давать их, готовится к суровому отпору. Все-таки шанс есть.
Так и в этой истории с кроликами я предпочитаю слушателя несколько помрачневшего.
Мне кажется, для кроликов от него можно ожидать гораздо больше пользы, если им вообще может что-нибудь помочь.