ЭТО СЛУЧИЛОСЬ В ДАЛЕКИЕ-ПРЕДАЛЕКИЕ ВРЕМЕНА В ОДНОЙ ЮЖНОЙ-ПРЕЮЖНОЙ
СТРАНЕ, КОРОЧЕ ГОВОРЯ, В АФРИКЕ.

В этот жаркий летний день два удава, лежа на большом мшистом камне, грелись на солнце, мирно переваривая недавно проглоченных кроликов. Один из них был старый одноглазый удав, известный среди собратьев под кличкой Косой,
хотя он был именно одноглазый, а не косой…
Другой был совсем юный удав и не имел еще никакой клички. Несмотря на молодость, он уже достаточно хорошо глотал кроликов и поэтому внушал достаточно большие надежды. Во всяком случае, он еще недавно питался мышками
и цыплятами диких индеек, но теперь уже перешел на кроликов, что было, учитывая его возраст, немалым успехом.
Вокруг отдыхающих удавов расстилались густые тропические леса, где росли слоновые и кокосовые пальмы, банановые и ореховые деревья. Порхали бабочки величиной с маленькую птичку и птицы величиной с большую бабочку.
Вспыхивая разноцветным оперением, с дерева на дерево перелетали попугаи, даже на лету не переставая тараторить.
Иногда на вершинах деревьев трещали ветки и взвизгивали обезьяны, после чего раздавался сонный рык дремлющего поблизости льва. Услышав рык, обезьяны переходили на шепот, но потом, забывшись, опять начинали взвизгивать, и опять лев рыком предупреждал их, что они ему мешают спать, а он с вечера отправляется на охоту.
Обезьяны снова переходили на шепот, но совсем замолкнуть никак не могли. Они вечно о чем-то спорили, а чего они не поделили, было непонятно.
Впрочем, два удава, отдыхающие на мшистом камне, не обращали внимания на эти взвизги. Какие-нибудь глупости, думали они, иногда мимоходом улавливая обезьянью возню, какой- нибудь гнилой банан не поделили, вот и спорят…

-- Я одного никак не могу понять.
Сказал юный удав, только недавно научившийся глотать кроликов.
-- Почему кролики не убегают, когда я на них
смотрю, ведь они обычно очень быстро бегают?
-- Как -- почему?
Удивился Косой.
-- Ведь мы их гипнотизируем…
-- А что такое «гипнотизировать»?
Спросил юный удав.

Следует сказать, что в те далекие времена, которые мы взялись описывать, удавы не душили свою жертву, но, встретившись, или, вернее, сумев
подстеречь ее на достаточно близком расстоянии, взглядом вызывали в ней то самое оцепенение, которое в простонародье именуется гипнозом.

-- А что такое «гипнотизировать»?
Стало быть, спросил юный удав.
-- Точно ответить я затрудняюсь.
Сказал Косой, хотя он не был косой, а был только одноглазый.
-- Во всяком случае, если на кролика смотреть на достаточно близком расстоянии, он не должен шевелиться.
-- А почему не должен?
Удивился юный удав.
-- Я, например, чувствую, что они у меня иногда даже в животе шевелятся…
-- В животе можно.
Кивнул Косой.
-- Только если он шевелится в нужном направлении.
Тут Косой слегка поерзал на месте, чтобы сдвинуть проглоченного кролика, потому что тот вдруг остановился, словно услышал их разговор.

Дело в том, что в жизни этого старого удава был несчастный случай после которого он лишился одного глаза и едва остался жив.
Каждый раз, когда он вспоминал этот случай, проглоченный кролик останавливался у него в животе и приходилось слегка поерзать, чтобы сдвинуть его с места. Вопросы юного удава опять напомнили ему этот случай, который он не любил вспоминать.

-- Все-таки я не понимаю.
Через некоторое время спросил юный удав.
-- Почему кролик не должен шевелиться, когда мы на него смотрим?
-- Ну, как тебе это объяснить?
Задумался Косой.
-- Видно, так жизнь устроена, видно, это такой старинный приятный обычай…
-- Для нас, конечно, приятный.
Согласился юный удав, подумав.
-- Но ведь для кроликов неприятный?
-- Пожалуй.
После некоторой паузы ответил Косой. В сущности, Косой для удава был чересчур добрый, хотя и недостаточно добрый, чтобы отказаться от нежного мяса кроликов. Он делал для кроликов единственное, что мог, -- он старался их глотать так, чтобы причинить им как можно меньше боли, за что, вконце концов, поплатился.

-- Так неужели кролики.
Продолжал юный удав,
-- Никогда не пытались восстать против этого неприятного для них обычая?
-- Была попытка.
Ответил Косой.
-- Но лучше ты меня об этом не спрашивай, мне это неприятно вспоминать…
-- Но пожалуйста.
Взмолился юный удав.
-- Мне так хочется послушать про что-нибудь интересное!

-- Дело в том.
Отвечал Косой.
-- Что восстал именно мой кролик, после чего я и остался одноглазым.
-- Он что, тебе выцарапал глаз?
Удивился юный удав.
-- Не в прямом смысле, но, во всяком случае, по его вине я остался одноглазым.
Сказал Косой, прислушиваясь, как воздействуют его слова на движение кролика внутри живота. Ничего, кролик как будто двигался…

-- Расскажи, мне очень хочется узнать,
как это случилось…
Взмолился юный удав
Косой был очень старый и очень одинокий удав. Взрослые удавы к нему относились насмешливо или враждебно, поэтому он так дорожил дружеским отношением этого еще юного, но уже вполне умелого удава.
-- Ладно.
Согласился Косой.
-- Я тебе расскажу, только учти, что это секрет, младые удавы о нем не должны знать.
-- Никогда!
Поклялся юный удав, как и все клянущиеся в таких случаях, принимая жар своего любопытства за горячую верность клятве.

-- Это случилось лет семьдесят тому назад. Я тогда был ненамного старше тебя. В тот день я подстерег кролика у Ослиного Водопоя и вполне нормально проглотил его.
Сначала все шло хорошо, но потом, когда
кролик дошел до середины моего живота, он вдруг встал на задние лапы, уперся головой в мою спину и…

Тут Косой внезапно прервал свой рассказ и стал к чему-то прислушиваться.
-- Уперся головой в твою спину и что?
В нетерпении спросил юный удав.
-- Сдается мне, что нас подслушивают.
Сказал Косой, поворачиваясь зрячим профилем в сторону кустов рододендрона, возле которых они лежали.
-- Нет, тебе это показалось, потому что ты плохо слышишь. Рассказывай дальше!
-- Я косой, а не глухой.
Проворчал старый удав, но постепенно
успокоился. По-видимому, подумал он, шорох ветра в кустах рододендрона я принял за шевеление живого существа.
И он продолжил свой удивительный рассказ.
Не опасаясь подслушивания, да и, признайтесь, приятно быть смелым за счет чужой тайны, мы расскажем все, как было.
Итак, Косой, который тогда не был ни старым, ни косым, проглотил кролика у Ослиного Водопоя. И действительно, сначала все шло как по маслу,
пока кролик вдруг не встал на задние лапы и снизу не уперся головой ему в спину, давая понять, что он дальше двигаться не намерен.

-- Ты что,.
Говорит ему Косой.
-- Баловаться вздумал? Переваривайся и двигайся дальше!
-- А я, назло тебе так и буду стоять!
Кричит кролик из живота,.
-- Делай им после этого добро, -- сказал Косой и, подумав, добавил.
-- Посмотрим, как ты устоишь…
И стал он лупцевать его своим молодым, еще эластичным и сильным хвостом. Лупцует, лупцует, аж самому больно, а кролику ничего.
-- А мне не больно, а мне не больно!
Кричит он из живота.

В самом деле, подумал удав, ведь шкура у меня толстая, и вся боль, предназначенная этому негодяю, приходится на меня самого.
-- Ладно. Сейчас я тебя сдерну оттуда…
Все еще спокойно говорит Косой.
Он посмотрел вокруг, нашел глазами огромную кокосовую пальму, у которой один из корней, подмытый ливнями, горбился над землей. Он осторожно прополз под корень до того самого места, где живот его растопырил этот живучий
кролик.
-- Ложись! Сейчас молотить начну!
-- Молоти! Сейчас покрепче упрусь!
— Отвечал ему из живота этот бешеный кролик.
Тут удав в самом деле разозлился и давай ерзать изо вс ех сил под своим корнем: взад-вперед! взад-вперед! Пальма трясется, кокосовые орехи летят на землю, а кролику хоть бы что!
-- Давай! Еще! Слабо! -- кричит.

Косой от ярости так растряс пальму, что обезьяна, с любопытством, следившая за его странным поведением, неожиданно свалилась ему на голову.
Удар был очень чувствительный, потому что обезьяна летела с самой вершины этой пальмы. Он попытался ее укусить, но она, шлепнувшись ему на голову, успела отлететь в сторону.
Он метнулся было за нею, но кролик, стоявший у него поперек живота, не дал ему дотянуться до нее.

Уже до этого достаточно оскорбленный поведением кролика, а теперь и вовсе обесчещенный падением обезьяны на голову, удав пришел в неимоверную ярость и так дернулся, что корень оборвался, и он изо всех сил ударился
головой о самшитовое дерево, росшее рядом, и потерял сознание.

Примерно через час он пришел в себя и, приподняв голову, огляделся.
Хотя в голове у него гудело, он все-таки услышал вокруг родное шипение родных удавов. Узнали, значит, приползли, переговариваются…

-- Коль не повезет, -- прошипел один, -- так и кроликом подавишься…
-- А некоторые еще нам завидуют.
Сказал удав, известный среди удавов тем, что привык все видеть в мрачном свете.

-- Братцы, умялся он там, пропихнулся?
-- Примерно на одну обезьянью ладонь пропихнулся.
Сказал удав, лежавший поблизости.

-- Смотря какая обезьяна.
Вдруг сверху с пальмы проговорила мартышка,
-- Если взять орангутанга, то получится, что кролик и на четверть ладони не продвинулся…
-- Этот кролик и не пропихнулся и не умялся. Подхватил удав, привыкший все видеть в мрачном свете.
-- Как стоял колом, так и стоит…
-- Братцы, помогите…

-- Плохи наши дела.
Вдруг раздался голос царя удавов Великого
Питона
-- Дурной пример заразителен… Уже обезьяны начинают нас поучать…
-- А что, обезьяны хуже других?
Сварливо огрызнулась с пальмы мартышка.
-- Чуть что, сразу обезьяны, обезьяны…

Услышав голос Великого Питона, бедный Косой пришел в ужас и даже забыл о своих несчастьях.
Дело в том, что, появляясь среди удавов, Великий Питон произносил боевой гимн, который все удавы в знак верности должны были выслушивать, приподняв голову. Вот слова этого короткого, но по-своему достаточно выразительного гимна:

Потомки Дракона.
Наследники славы,
Питомцы Питона,
Младые удавы,
Проглоченных кроликов сладкое бремя
Несите! Так хочет грядущее Время!

Для Великого Питона все удавы считались младыми, даже если они по возрасту были старше его. Удав, прослушавший приветствие, не приподняв головы, лишался жизни как изменник.
Вот почему Косой, еще не ставший косым, услышав голос Великого Питона, пришел в ужас, ведь он был в бессознательном состоянии и не мог поднять
головы во время чтения гимна.

На самом деле он напрасно так испугался. Привычка при звуках гимна подымать голову была так сильна, что он и в бессознательном состоянии,
услышав гимн, поднял голову вместе со всеми удавами.
По предложению Великого Питона удавы стали обсуждать, как спасти своего неудачливого соплеменника.
Один удав предложил ему доползти до вершины самой высокой пальмы и оттуда шлепнуться на землю, чтобы раздавить дерзкого кролика.
-- Что вы, братцы, да я сейчас и не доползу… А если доползу, то обязательно шлепнусь не тем местом… Мне же не везет…

-- Верно, не доползет, -- сказал Великий Питон. -- Какие еще будут предложения?
-- А может, кролика выпустить, и дело с концом?
Неуверенно проговорил один из удавов.

Великий Питон задумался.
-- С одной стороны, это выход, но, с другой стороны, пасть удава -- это вход, а не выход…
-- А мы его не пустим.
Осмелел тот, что внес это странное предложение, -- Как только он выскочит, мы его тут же обработаем.
-- Да я лучше ежа проглочу, чем этого бешеного кролика.
Сказал удав, привыкший все видеть в мрачном свете.
-- Тише. шипите шепотом, не забывайте,
что враг внутри нас… Во всяком случае, внутри одного из нас…
Предупредил Великий Питон,
-- За всю свою жизнь, а мне, слава Богу, двести лет, был только один случай, чтобы кролик
выскочил из пасти удава.

-- Расскажи, мы об этом никогда не слышали.
-- Братцы, решайте скорее, а то уже нет сил
терпеть.
-- Подожди.
Ответил Великий Питон.
Дай мне поговорить со своим народом… Это случилось в те золотые времена, когда среди удавов была распространена игра, которая называлась «Кролика на кролика до следующего
кролика».
-- Да что еще это за игра? Расскажи нам о ней!
-- Братцы.
Снова взмолился Косой, но его уже никто не слушал.
Обычно, если Великий Питон начинал вспоминать о том, что было раньше, его трудно было остановить.

А между прочим, в самом деле, в старину среди удавов была распространена эта игра. Один удав, проглотивший кролика, находил другого
удава, проглотившего кролика, и предлагал ему:
-- Кролика на кролика до следующего кролика?!
-- Идет.
Отвечал второй удав, если соглашался на игру.

Игра заключалась в том, что два играющих удава ложились рядом и по знаку третьего, который брал на себя роль судьи, кролики начинали бегать наперегонки внутри удавов -- от хвоста до головы и обратно. Чей кролик оказывался проворней, тот и выигрывал. Бег кроликов внутри удавов можно было легко проследить, потому что спина удава волнообразно прогибалась по ходу
движения кролика. Забавно, что сам бег кроликов вызывался тем, что судья, изменив голос, кричал кроликам:
-- Бегите, кролики, удав рядом!

После этого оба кролика начинали метаться внутри удавов, потому что, очнувшись от гипноза, они никогда не помнили, что с ними случилось. Они
считали, что попали в какую-то странную нору, из которой надо искать выход.

Удав, чей кролик оказывался проворней, считался победителем. Выигрыш его состоял в том, что проигравший должен был найти ему кролика,
загипнотизировать его и, скромно отползя в сторону, дать проглотить выигравшему. Это была адская мука.
Некоторые удавы после двух-трех проигрышей не выдерживали и заболевали нервными заболеваниями.
По словам Великого Питона, в этой игре имелась та особенность, что чем больше выигрывал тот или иной удав, тем сильней растягивался его желудок,
чем сильней растягивался его желудок, тем легче становилось бежать следующему кролику и, следовательно, тем больше шансов выиграть появлялось у этого удава.
Среди удавов, оказывается, даже был один чемпион, который так разработал свой желудок, что заставлял внутри него бегать козленка.

-- Царь, а Царь.
Вдруг перебил Великого Питона удав-коротышка.
Среди удавов он был известен своей неутомимой любознательностью, которая его уже привела к тому, что он вместо кроликов начал глотать бананы и притом имел наглость уверять, будто они довольно вкусные.
К счастью, этому вольнодумству никто из удавов не последовал. Все-таки Коротышка Великому
Питону был неприятен, как моральный урод.
-- Царь, а Царь,
Спросил Коротышка
-- А что, если я, например, короткий, а другой, например, длинный?.. Во мне кролик быстрей будет бегать от головы до хвоста?
-- У-у-у, Коротышка.
Зашипел на него Великий Питон.
-- Вечно ты себя противопоставляешь… Не думай, что в старину удавы были глупее тебя. Если
один из удавов оказывался длинней, его подворачивали настолько, насколько он оказывался длинней.

Тут удавы пришли в радостное возбуждение, до того им понравился рассказ царя и удивительно справедливые условия этой древней игры.

-- Да здравствует Царь и его память!
Закричали они.
-- Хотим игратьв эту замечательную игру!

-- К сожалению, невозможно.
Печально сказал Великий Питон, дождавшись тишины.

-- Почему?! -- уныло стали вопрошать удавы. -- --- Вечно ты нас ограничиваешь! Мы тоже хотим, чтобы кролики бегали внутри нас.
-- Потому что случилось великое несчастье, после
чего пришлось ограничивать свободу передвижения кроликов внутри удавов.

-- Вот так всегда.
Проворчал удав, привыкший все видеть в мрачном
свете,.
-- Ограничивают свободу кроликов, а страдают удавы.

-- Дело в том, что во время игры один из удавов то ли чересчур широко разинул пасть, то ли кролик его слишком взмылился, но он неожиданно выскочил у него из пасти и убежал в лес.
-- Невероятно!
В один голос воскликнуло несколько удавов.
-- Каков подлец!
Качали головами и шипели другие.

-- Невероятно, но факт, это были самые
черные дни нашей истории. Было неясно, что расскажет сбежавший кролик о нашем внутреннем строении. Как воспримут его слова остальные кролики.
Конечно, были приняты меры для его поимки, объявлена награда, но разложение проникло уже и в ряды удавов. Через некоторое время одно за другим стали поступать сообщения о том, что тот или иной удав поймал этого преступного
кролика и обработал его.
Но именно потому, что сбежавший кролик был один, а сообщений о его заглоте было много, трудно было поверить, что он пойман.
Но потом постепенно мы успокоились.

Во всяком случае, со стороны кроликов организованного сопротивления не замечалось.
Не исключено, что сбежавший кролик был пойман каким-нибудь скромным периферийным удавом, который проглотил его, не только не требуя награды, но и сам не ведая о том, кого он глотает.
Через некоторое время мы казнили удава-ротозея, и жизнь вошла в нормальную колею.
Правда, эту чересчур азартную игру пришлось запретить, так же как и противоестественное продление жизни кроликов внутри удавов.
Проглотил -- изволь обрабатывать, нечего церемониться…

Великий Питон помолчал, вспоминая великолепные подробности казни удава-ротозея. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь спросил об этой казни, но никто не спрашивал, и тогда он шепнул одному из помощников, чтобы тот организовал вопрос из среды рядовых удавов.

-- Группа удавов интересуется.
Раздался наконец вопрос,
-- Как именно казнили удава-ротозея?
-- Своеобразный вопрос.
Кивнул головой Великий Питон.
-- Это было великолепное зрелище… Сейчас мы отменили эту казнь и, честно скажу, напрасно. Смысл казни -- самопоедание удава. Ему не давали есть в течение двух месяцев, а потом всунули его собственный хвост в его собственную пасть.

Трудно представить себе что-нибудь более поучительное.
С одной стороны, он понимает, что это его собственный хвост и ему жалко его глотать, с другой стороны, как удав, он не может не глотать то, что попадает ему в пасть.

С одной стороны, он, самопожираясь, уничтожается, с другой стороны, он,
питаясь самим собой, продлевает свои муки.

В конце концов от него остается
почти одна голова, которую расклевывают грифы и вороны.
-- Какое грозное зрелище!
Воскликнули некоторые удавы. А некоторые
молча стали коситься на свои хвосты.
-- Не хватало новой заботы.
Сказал удав, привыкший все видеть в мрачном свете.
-- Теперь, свиваясь в кольца, я буду думать: а вдруг мой хвост случайно попадет мне в рот?

-- Зато будьте спокойны,
Сказал Великий Питон.
-- С тех пор ни один удав не выпускал из себя кролика.
-
—  А все-таки это дикость!
Вдруг воскликнул Коротышка, не слишком высовываясь из-за дальних рядов.
Не успели удавы что-нибудь сказать по поводу этого грубого выпада, как услышали нечто и вовсе неслыханное.

-- Мерзавец!
Вдруг раздался чей-то отчетливый голос. Все удавы стали подозрительно оглядывать друг друга, стараясь угадать, кто посмел произнести столь оскорбительное слово.

Косой, о котором к тому времени все забыли, с ужасом почувствовал, что это был голос кролика, которого он так неудачно проглотил. Он знал, что
несет полную ответственность за поведение проглоченного кролика, и потому пришел в ужас.

На всякий случай, пока другие удавы не догадались, кто кричал, он стал озираться как бы в поисках оскорбителя царя.

-- Кто сказал «мерзав-цы»?!
Страшным голосом прошипел Великий Питон,
оглядывая ряды своих питомцев, смущенно прячущих головы в траву.
-- Уж не ты ли, Коротышка?!
-- Я сказал про дикость, а про мерзав-ца, я не говорил.

Великий Питон нарочно перевел оскорбительное слово во множественное число, чтобы оно, относясь ко многим удавам, к нему лично, Великому Питону,
относилось в виде такой дроби, где оскорбление как бы делилось на общее количество присутствующих удавов.
Ему казалась такая дробь менее оскорбительной, хотя, в сущности, иная компания содержит в себе вещество мерзости, намного превосходящее то количество, которое необходимо для выполнения нормы мерзавца каждым членом этой компании,
то есть на каждого мерзавца этой компании может распределиться полуторная норма мерзости, если
они будут настаивать на математическом выражении своей доли мерзости.

Кстати говоря, впоследствии туземцы усвоили этот обычай удавов придавать оскорблению расширительный смысл, чтобы скрыть долю своей подлости, если дело касается подлеца, или долю своей мерзости, как в этом случае, если дело касается мерзавца.

Итак, Коротышка напомнил, что именно говорил он сам и в каком именно числе было употреблено оскорбительное слово неизвестным оскорбителем. Именно потому, чтобы не заострять внимание на этой неприятной тонкости, Великий Питон не стал особенно придираться к нему.
-- У-у-у, Коротышка, -- только прошипел он в его сторону, -- я ещесотру тебя в пыль!

-- Мерзавец! -- вдруг снова произнес кролик из живота Косого.
-- Прошу тебя, помолчи, -- взмолился Косой, холодея от ужаса.
-- Я здесь не для того, чтобы молчать! -- громко сказал кролик.

Окружающие удавы с недоумением оглядывали Косого, никак не понимая, почему этот неудачник посмел говорить с таким предсмертным нахальством. Все они, увлекшись рассказом Великого Питона, забыли, что внутри Косого сидит
живой энергичный кролик.

-- Так это ты?!
Наконец прошипел Великий Питон, обратившись к Косому, который все еще не был косым, хотя и очень близко подошел к тому, чтобы им стать.
-- Это не я, это во мне.
В ужасе признался Косой.
-- Раздвоение личности?!
Брезгливо предположил Великий Питон. Среди
удавов это считалось позорной болезнью.

-- О Царь, вы, как всегда увлекшись великим
прошлым, забыли, что во мне кролик. -- взмолился Косой.
-- Ну и что? И во мне кролик и к тому же не единственный…

Но тут к нему склонился один из его помощников и нашептал ему на ухо о том, что здесь произошло.
-- Ах да, -- вспомнил царь.
--Так это он назвал всех нас мерзавцами?

-- Да, я!
Воскликнул дерзкий кролик из оцепеневшего от ужаса удава.
-- Ты первый мерзавец среди своих мерзавцев и притом тупица!
-- Я мерзавец?!
Повторил Великий Питон, не находя слов от гнева.
-- Да, ты мерзавец!
Радостно закричал дерзкий кролик.
-- Я тупица?!
Не веря своим ушам, повторил Великий Питон.
-- Да, ты тупица!
Восторженно выкрикнул кролик. На этот раз голос
его был особенно отчетливым, потому что бедный Косой, от ужаса разинув пасть, так и застыл.

Воцарилась нехорошая тишина, во время которой Великий Питон не сводил глаз с Косого.
-- Твой желудок стал трибуной кролика -- но ты за
это поплатишься, жалкий инвалид.

-- О, мой Царь, -- взмолился бедный Косой.
-- Никаких царей.
Сурово отвечал Великий Питон.
-- Удав, из которого говорит кролик, это не тот удав, который нам нужен.

— Не тот, не тот, -- зашипели удавы.

-- А потому.
Продолжал Великий Питон, наконец приходя в себя,
--Выволоките его на Слоновую Тропу, пусть они утрамбуют этого дерзкого кролика, если этот жалкий инвалид не мог сам его утрамбовать.

Удавы из стражи Великого Питона подхватили Косого и поволокли его в сторону Слоновой Тропы. Пока они волокли его, кролик, не переставая, вопил
из его живота.

-- Кролики!
Кричал он. -- Один кролик сбежал из живота удава! Сам царь об этом говорил! Сопротивляйтесь удавам! Даже в животе! Как я!

-- Волочите быстрей!
Лриказал Великий Питон, которому разглашение
этой племенной тайны очень не понравилось.
-- Мы стараемся,.
Отвечали стражники,
-- Но он упирается…

-- Братцы.
Шептал им в это время Косой.
-- Помилосердствуйте, ведь меня слоны затопчут вместе с кроликом.

-- Кролики тебе братцы.
Отвечали стражники, уволакивая его в глубину
джунглей.

-- Кролики! -- все еще доносился голос дерзкого кролика.
-- Один кролик сбежал из пасти удава! Царь сам рассказывал!

-- Хи-хи-хи.
Вдруг раздался ехидный смех Коротышки.
-- Сам говорил, шипите шепотом, а сам племенную тайну разгласил.

-- Выродок,
Отвечал Великий Питон, чтобы не опускаться до спора с Коротышкой
-- Бананами питаешься, обезьяна.

-- А чем обезьяны хуже вас?
Крикнула мартышка, высунувшись из густой
кроны грецкого ореха.
-- Чуть что, сразу обезьяны.

Впрочем, как только Великий Питон поднял голову, она тут же юркнула в зеленую крону и защелкала орехами, то и дело бросая вниз сердитые скорлупки.
Обезьяны находились в сложных отношениях с удавами. Дело в том, что обычай удавов разрешал питаться обезьянами, но, так как они слишком
волосатые и не слишком вкусные, питаться обезьянами считалось дурным тоном.

Такую точку зрения неоднократно высказывал сам Великий Питон, и обезьяны, с одной стороны, заинтересованные в том, чтобы их считали невкусными, с другой стороны, болезненно воспринимали всякий намек на свою
неполноценность.
Поэтому они жили, мелко политикуя и огрызаясь на отдельные оскорбления удавов, в то же время стараясь сохранить господствующую среди
удавов точку зрения на свои вкусовые качества.

-- Слушайте загадку.
Сказал Великий Питон, решив напоследок рассеять
впечатление от дерзких выкриков кролика,
-- Она же шутка… Какой кролик может стать удавом?

Удавы стали думать. Некоторые решили, что царь при помощи этой загадки выискивает среди них будущих изменников, и потому на всякий случай решили молчать. Другие высказывали более или менее правдоподобные предположения. Но никто не отгадал правильного ответа.

-- Ответ! Ответ! -- стали кричать удавы.
-- Хорошо, вот вам ответ:
Кролик, проглоченный удавом, может стать удавом.

-- Но почему, о Царь? -- вопрошали удавы.
-- Потому что кролик, переработанный удавом, превращается в удава.
Значит, удавы -- это кролики на высшей стадии своего развития.
Иначе говоря, мы -- это бывшие они, а они -- это будущие мы.

-- Ха-ха-ха! -- смеялись удавы шутке Великого Питона.
-- Мы -- это бывшие они. Здорово получается!

-- Согласно с наукой.
Скромно добавил Великий Питон, как бы отводя
от себя лично слишком восторженные взгляды удавов.