взрослеешь по четкой родительской схеме —
ни капли вина в рот, ни (что ты…) оральной
девчоночей тяги, в двенадцать — в постели
и руки поверх одеяла — мораль, но какая-то слишком нацистского толка:
взгляд влево — побег, вправо — сразу же к стенке.
ты смотришь по-волчьи, ты — выкормыш волка.
оскал так прекрасен и страшен… оттенки
под шейным платком только бурого цвета —
следы непривычно-ласкающей страсти
вчерашней, советы святого завета
все попраны разом. заманчивость власти
над новой судьбой своей, новенькой жизнью
в подъездах, на кухнях, в прокуренных клубах,
ты хочешь так жить? хочешь? просто скажи мне,
волчонок… не хочешь… наверно, иглу бы взяла и пришила бы к маминой юбке
тебя на полшва, на полсна, на полвека…
тебя бы взять на руки и убаюкать,
да только вот волки не спят с человеком…