домашним фюрером, харкающим берлином
на старой пленке, прописью под руками
второго сына… каменным исполином,
послушной глиной… сколько мне предрекали
исчезнуть… я появляюсь снова —
развязной шлюхой, выцветшим тонким ситцем,
бредовой мыслью, острой иглой сосновой…
в моем паноптикуме — место разным лицам…
а вам все хочется видеть меня послушной,
жующей с ручек зерна сухой горчицы…
на месте трущейся, мающейся тщедушно
с кленовой скрипочкой в ямочке подключичной…
давайте так, я стану грешить красиво,
реветь — без спроса, радоваться — салютом,
пить — много, вемруты с керосином
мешать бессовестно, прыгать без парашюта…
и сяду в старости с трубкой в сухой ладони
с железной фляжкой, тапочками из фетра
болтая… детки, сидели б дома,
а то рассыплетесь, не пройдя и метра…
а мне потом собирай вас… склеивай…