Скамья такая была одна, во всем парке, как белая ворона среди коричневых деревянных сестер… Словно осыпались здесь лепестки яблоневого цвета, или низко в поднебесье пролетали аисты и, взмахами крыльев, подарили ей — одной этот оттенок снежной чистоты… И ничьи кованые ботинки не протоптали на ней грязный след. Ничьи грубые руки не исписали ее корявыми надписями… Или это было невозможно — запачкать ее… Даже просто прикоснуться к ней.
Но, тем не менее, они почти одновременно присели именно на эту скамью. Он подошел слева… Она как раз подносила зажигалку к сигарете… Пройти бы ему мимо… Но у нее дрожали руки, и он заметил это… и еще заметил, что она потрясающе рыжая.
А она… Осенью она чувствовала, что стареет. И новая морщинка никогда не превратится в изящную ямочку на щеке. Сперва она считала эти морщинки. Затем бросилась покупать новомодные кремы: «Антиэйджинг — эффект гарантирован! Вы молодеете не по дням, а по часам! Несколько капель нашего нового серума и вы вновь почувствуете себя двадцатилетней…»
В двадцатилетние она уже не метила… А зачем? Зачем вновь университет, экзамены, нервотрепка, неопределенность с карьерой, с личной жизнью. Впрочем, с личной жизнью и сегодня все было туманно и расплывчато… Как в двадцать… несмотря на морщинки…
В тот парк она пришла, потому что ей нужно было побыть одной.
Разрыв оказался неминуем. Ее, наконец, бывший мужчина наговорил ей кучу злых слов: из-за нее он расстался с прежней пассией, она не ценила его достоинства, от нее невозможно дождаться женской ласки, она безрука, как статуя Афродиты и холодна, как лед, ужасная снежная королева. И хлопнув дверцей машины, он ушел из ее судьбы на все четыре стороны, без ее благословения… Жалеть ли о нем, она не знала… Знала, что вновь рушится личная жизнь… Осколки витража валяются под ногами, заманчиво переливаются на осеннем солнце, не поколоться бы… И этот парк, покрытый мягкой золотой листвой, обещал ей несколько мгновений одиночества и спокойствия.
И тогда, к той же белой скамье подошел этот мальчик… Право, не мальчик, молодой мужчина. Он помог ей включить зажигалку, руки предательски дрожали… И остался, молча сидеть на скамье. И остался в ее жизни… Видит Бог, она бежала от него, от мыслей о нем, о его взгляде, улыбке… Он был молод, и ей хотелось порвать свой паспорт на мелкие клочья, … Имеет ли значение паспорт, думала она и убеждала себя, что не имеет. Но даже через подкладку сумки и множество отделений она видела дату своего рождения… и не чувствовала эту разницу, когда смотрела в его глаза…
Он больше не позвонит, убеждала она себя каждый раз, когда несколько дней на экране мобильника не высвечивался его номер телефона. Она не звонила ему никогда… Он, в той своей жизни был не один. И тоже был не очень счастлив. «Это было мгновенье, — убеждала она себе, — не более того… Красивое мгновенье, которое больше не повторится». Оно — в прошлом, и эта белая скамья, и тот первый поцелуй. Осенний. В том же парке, ставшем местом их встреч.
…А тогда, когда его губы впервые настолько близко приблизились к ее губам, что она, несмотря на ноябрьскую прохладу, почувствовала тепло его дыхания, она все-таки удержала себя на краю и спросила:
— Ты хоть знаешь, сколько мне лет?
— А разве для того, чтобы поцеловать желанную женщину нужно заглянуть ей в паспорт? — ответил он вопросом на вопрос, прикоснувшись к ее губам, еще не обладая ими, только даря им чувство принадлежности. Чувство, от которого кружилась голова и пульсировали вены. А потом она все же растворилась там, в маковом поле его поцелуя…
Через полгода они расстались. Она настояла на этом. Кто-то должен реально смотреть на жизнь… Конечно, она. Он пообещал ей больше не звонить. И сдержал слово.
А она, перестала считать морщинки, и думать о большой любви. Всему свое время… и все проходит. Должно пройти…
Только иногда она возвращалась в тот парк… Побыть наедине с собой. Вот и сегодня так потянуло к тишине, которую во всем большом городе ей дарило лишь это место. Притормозила машину у ворот. Зябко укуталась в рыжую шаль…
Она увидела его издалека… И не поверила, что это случается с ней. Он шел с маленьким букетом прозрачных цветов. Словно в осенней сказке, которую невозможно самой придумать… Она ведь бежала от мыслей о нем все дни и месяцы. Думала, что перевернула эту страницу в жизни. Так не бывает… Не должно быть… По всем законам прагматичного времени…
Наверное, всему виной скамья их знакомства, белая и чистая, как невеста… Или, все-таки, у Золушки не может быть возрастных границ? Лишь бы ее догнал тот, кто уверен, что потерянная туфелька непременно будет впору.