Глава четвертая

Вся моя жизнь — это трамвай. Я, конечно, преувеличиваю. Не вся жизнь, но немалая её часть. Это уж точно. Я вместе с родителями, бабушкой Розой, дедушкой Янкелем, прабабушкой Геней и другими родственниками, которые любят у нас гостить, живём в частном доме в Пуще-Водице, в посёлке. Кругом леса, озёра, ёлки и свежий воздух. Дедушка Яша и бабушка Оля живут на Подоле — это такой пожилой район в нашем городе. Здесь растут невысокие дома с высокими потолками и большими окнами. Из окон бабушкиной кухни видно самый старый кинотеатр города, называется он «Октябрь», хоть и был открыт в ноябре. Здесь дедушка Яша встретил бабушку Олю. На первом этаже она продавала газировку с сиропом и «Эскимо» на палочке. Дедушка всё никак не решался познакомиться с бабушкой, лишь покупал у неё мороженое по семь раз на дню, и, не проронив ни слова, уходил, боясь быть отверженным красавицей с синими глазами и длинной косой. А потом он исчез. Три дня без него были для бабушки вечностью. Оказалось, дедушка попал в больницу с острой ангиной. Бабушка пришла к нему и он, как всегда, не посмел заговорить к ней. Вместо этого дедушка написал ей на обратной стороне больничного рецепта: «Я вас люблю. И так будет всегда. Поэтому, соглашайтесь быть моей женой». Это был один-единственный раз, когда он ей сказал: «Люблю». Дедушка никогда не дарил бабушке цветов, всегда только нужное: кастрюли, зимние сапоги, стиральную машинку-автомат. Когда никто не видел, она плакала. И вот однажды дедушка принёс бабушке очень редкий цветок в горшке.

Он сам его вырастил.

С того дня бабушка перестала плакать.

А цветок до сих пор живёт. В том же горшке.

Каждое воскресенье рано утром папа сажает меня в трамвай, даёт тридцать копеек на билет и я еду на Подол, где меня встречает дед Яша. Всё замечательно сложилось, я еду от одной конечной остановки до другой. Все водители и кондукторы со мной уже давно знакомы, так что родителям не нужно переживать — трамвайное депо за мной присмотрит. Часто, дядя Шурик — водитель трамвая 12 — разрешает мне стоять в кабинке рядом с ним и смотреть на дорогу из первого ряда. Он включает «Полёт Шмеля» в исполнении Горовица или что-то другое не менее прекрасное, и мы едем, иногда позабыв остановиться на очередной остановке, чтобы подобрать старушек с берёзовым соком и ребят с бадминтоными ракетками, мячами и шишками в прозрачных пакетах.

—  Моё жиденятко приехала! — дедушка Яша помогает мне выйти из трамвая, поднимает на руки и начинает кружить.

—  Яша, тише! Люди кругом! — бабушка Оля гладит меня по голове.

—  Подумаешь, люди! Да, жиденятко! И что? Зато гля, какой Человек вырос! А!

Бабушка Оля покрывается своим привычным румянцем, а дед кружит меня ещё сильнее.

Бабушкина голова покрыта шёлковым платком нежно-голубого цвета, она ставит свечу напротив иконы Николая Чудотворца, закрывает глаза и начинает молиться. Я стою рядом. Со всех сторон на меня смотрят грустные лица святых.

—  Почему они такие грустные все? Они ведь с Богом живут. — спрашиваю я у бабушки, когда мы выходим из церкви.

—  Во многой мудрости — много печали…

—  Не морочь ребёнку голову! Фрося, любая религия — это сборище рабов. А отчего рабу улыбаться?! — отвечает дедушка и продолжает курить папиросу.

Всё это время, пока мы с бабушкой были в церкви, дедушка ждал нас на улице. Дед Яша не верит в Бога и не любит священников. Отец бабушки Оли был попом. Однажды к нему пришли люди с ребёнком и попросили окрестить сына, мальчик давно и сильно болел, родителям сказали, если не окрестят сына, он умрёт.

—  Что принесли? — спросил поп.

Мать поставила у его ног кошелку, в ней было с десяток домашних яиц, молока литр и кусок сала. Поп скривился, отодвинул ногой корзину и ушёл доедать свой ужин.

Дедушка Яша всё это видел.

На завтра было воскресенье, но дедушка не пошёл в церковь. В следующее воскресенье он не пошёл тоже.