Целый год. Целый год они переписывались. Были друг у друга самыми близкими. Делились самым сокровенным. Доверяли самое постыдное. Не было роднее человека ни у неё, ни у него.
— Я буду через месяц в твоём городе. Три дня, — написал он однажды.
То ли по делам, то ли, чтобы увидеть её. Не знаю. Но, она обрадовалась. Он тоже был счастлив.
Она сидела на диете, бегала по утрам; эпиляция, чистка лица, маникюр, педикюр, парикмахер Серёжа. Она готовилась. Готовился ли он? Не знаю. Слежку не устраивала, со свечкой не стояла, мухой в форточку не залетала, но, из самолёта он вышел подтянутым, с аккуратной причёской и с гладкими пятками.
Он пригласил её в ресторан. На ней новое платье, на нём рубашка. Волнение запивают аперитивом и заедают хлебными палочками.
Не прошло и часа. Тишина. Не о чем говорить. И это не комфортное молчание стареющей пары, что сорок лет вместе. Это тягостное молчание чужих людей.
Три дня угнетающей тишины, растерянности, попытки, что-либо изменить (и с его стороны, и с её). Тщетно.
Он сел в Боинг, она в такси. Каждый — к себе домой. Обратно. Туда, где не рядом. Туда, где не вместе.
Через час он написал:
— Я уже дома.
— Я рада, — ответила она.
Было шесть часов вечера.
В три ночи они ещё не спали, — переписывались.