часть первая
12 числа 2-го месяца.
Гоняют. Нынче была проверка на выносливость — весь наш батальон бегал вверх вниз по главной лестнице Ангбанда, шарахаясь от встречных барлогов.
После пяти таких пробегов никто уже не мог стоять на ногах, тогда нас просто спихнули вниз — к биолабораториям — и открыли какую-то дверцу. Дверцу размером со средней величины гору.
Когда оттуда высунулась любопытная морда Глаурунга, батальон дружно побежал вверх, да так резво, что дракон успел слопать только толстого Умфарга да еще пяток отставших.
Остальные благополучно добрались до узких пролетов — Глау туда не помещается, ему наверх другой дорогой.
Он шутки ради плюнул нам вслед пламенем, но это пустяки, дело житейское. Троих пожгло.
Вечером были политзанятия. Проводил Уртханг. Объяснял, какие эльфы сволочи, скандалисты, склочники и головорезы. При этом — слабаки, только и знают из кустов стрелами кидаться.
Сильмариллы, говорит, нашенские, сделал их не Феанор, а Припердюм, орк-оружейник, чье чучело до сих пор стоит в красном уголке.
Скоро пойдем в набег.
16 числа 2-го месяца.
Заступил в караул на родине — в памятной 5-й лаборатории Большого Босса.
Здесь все родное — колбы, пробирки, магические усилители. На стене — эльф в разрезе (плакат), орк в разрезе (бедняга), и несколько жутковатых промежуточных форм. Здоровенные чаны, теряющиеся в темноте.
Все родное. На глаза слезы наворачиваются. Это все воздух — такого нигде нет…
Саурон как-то вошел без респиратора — минуты не прошло, хлопнулся, даром что майар. Привычка нужна.
44-го числа 2-го месяца.
Ходили в поход. После него поймали Уртханга и крепко избили.
— «Эльфы — слабаки, эльфы — склочники, только и знают, что друг дружку резать».
Не знаю, нашему брату они глотку режут не хуже.
Короче, вышли мы в лес. Шли тремя отрядами — в пределах визга, чтоб подстраховать при надобности.
Впереди Тальхур вышагивал, его первого и пришпилили к стволу. Стрелы летели со всех сторон — мне повезло, стрела прошла под надгрудником, слегка оцарапав. Я, не будь дурак, шлепнулся в кучу наших и закатил глаза.
Те два отряда, что должны были нас страховать, попросту наложили в штаны.
Ближний еще попытался дернуться, но авангард провалился в ловчую яму, и остальные с героическим визгом отступили.
Третий же вообще состоял из новобранцев, только от матерей оторвали, Тулкас их задери. Ветеранов пятой лаборатории не осталось почти.
Мамки теперь орков рожают, разжижают кровь.
Тьфу.
22-го числа следующего месяца.
Пять недель не вылезаем из болот. Ищем Гондолин. Никак не найдем — да и с чего бы ему тут быть?
Эльфы в болота не лезут, им бы в лес, да посуше. Но — ищем здесь. И мы при деле, и живые к тому же.
Лейтенанта Ингхака я что-то крепко зауважал.
25-го числа того же месяца
Пирпук сошел с ума. Бегает по лесу, заглядывает под камушки, приподнимает, кряхтя, старые полусгнившие колоды — ищет потаенный город. При этом истошно вопит:
- «Гондолин! Вылезай, я тебя видел.»
Хотели его пришибить, но он здоровый, вырвался и убежал.
29-го числа.
Угнали лейтенанта Ингхака, прислали Уртханга. Этот шибко умный, вытурил нас из болот и повел в горы.
Чую, не к добру. А ну как найдем?
30-го числа
Когда приперлись к подножиям крайне несимпатичных гор, лейтенант сразу погнал нас по ущельям. Пильхак, бедняга, сверзился с уступа в пропасть — в лепешку.
Уртханг от этого перевозбудился, заорал, что это, мол, эльфийские козни и что цель близка.
Когда пол-отряда повисла цепочкой на отвесной скале, откуда-то вывернул этот идиот Пирпук со своим истошным «Гондолии-ин!»
Народ посыпался со скалы горохом, трупы убирали до вечера.
32-го числа
Чего-то нашли. Видимо, не Гондолин, но мало не показалось. Спаслись трое, и то случайно. Тилгук, молодчина, прорубился к водопаду и сиганул в него, захватив и меня.
Выбравшись, встретили отряхивающегося Уртханга. Взяли его с собой — на случай крайнего голода на обратном пути.
12 число 3 месяца
Саурон вызнал, что я умею писать, и сосватал к себе в научную часть.
Она была организована по приказу Большого Босса, которого взбесили наши потери на Дориатском фронте.
Выяснилось, что эльфы-лучники безнаказанно расстреливают ребят из своих укрытий. Стреляют метко, так что, сколько бы наши на себя железа не вешали, все равно они находят щелку.
Первым изобретением Сау была броня вообще без щелей. На обутого в железные сапоги орка надевается нечто вроде цельнокованого ведра.
В ведро вставлено и жестко закреплено копье. Результат очень смахивает на ходячий кофейник с длинной ручкой.
Выстроенные в ряд, такие кофейники производили сильное впечатление — пока не начинали двигаться.
Ибо идти в ногу, стройно и одновременно они не могли, тут же начиная сталкиваться друг с другом и производя при этом чудовищный шум.
Пробы на пересеченной местности привели к еще более плачевному результату — на фоне пошлого кастрюльного дребезга выяснилось, что держать направление эти тевтоны не способны — еще бы, ведь для большей безопасности Саурон не сделал в этих консервных банках отверстий для глаз.
Не прошло и пяти минут, как кофейники разбрелись кто куда, сталкиваясь друг с другом и звеня как свихнувшиеся колокола.
Дело запахло скандалом, но Сау не растерялся и тут же внес рацпредложение.
Он предложил жестко сковать два десятка ведер в шеренгу, чтобы возможности разбрестись или пойти, не туда просто не было.
Большой Босс просветлел, кузнецы взялись за дело, и через два часа первый в истории хирд был готов.
Четвертый взвод нырнул в свои железные бочки — стальная стена двинулась на врага.
Воодушевленный Саурон, повернувшись к Боссу, начал что-то вдохновенно вещать, размахивая руками и изредка подпрыгивая — но стремительно потемневшая физиономия Мелькора заставила его оглянуться.
На пути хирда попался небольшой овражек. Правый фланг, вдруг потеряв почву под ногами, вывалился из скорлупы на землю.
Этот край боевого суперкофейника повис в воздухе, строй перекосился, в середине споткнулись — и железная стена перевернулась.
Из ведер левого фланга народ повылетал, в середине же над верхними обручами кое-где торчали дергающиеся ноги.
Большой Босс выразительно посмотрел на Саурона и отправился в ставку.
Саурон поплелся за ним, по дороге бубня, что если обуть орков в сапоги с острыми шпорами, то и такой разлет можно обернуть себе на пользу.
22 число 3 месяца
Саурон очень хотел реабилитироваться перед Боссом, и подготовил ему сюрприз.
Сюрприз назывался миниорком.
Суть дела, как мне объяснил Сау, в следующем. Орки большие, поэтому их видно, и поэтому в них можно попасть из лука. Следовательно, если орки будут маленькие, то попасть в них будет труднее.
Отсюда возникает необходимость в двух препаратах — минимизине, уменьшающем орка до размера таракана, и максидрине, возвращающем храброму воину первоначальный размер.
Но означенное возвращение размера будет произведено в глубоком тылу врага, что неминуемо должно привести к победе.
Вдохновленный Саурон заперся со мной в лаборатории и начал свои опыты. Я едва успевал строчить формулы, которые он мне диктовал.
Не прошло и недели, как минимазин и максидрин были готовы.
Я благоразумно предлагал этому Бойлю Мариотту провести сначала испытания в лаборатории, но он не слушал и сразу поперся докладывать Боссу.
Я не знаю, что он ему наплел, но когда в тронной зале появился я и назначенный в подопытные кролики восьмой взвод, сияющая рожа Большого Босса затмевала блеск сильмариллей в его головном уборе.
Он аж подпрыгивал от нетерпения и приказал немедленно приступать к демонстрации.
Я вытащил банку минимазина и с помощью мерной ложки наполнил серым порошком первую пятерку. От его вкуса узкие глаза подопытных стали похожи сначала на иллюминаторы, потом на воткнутые в глазницы круглые бутылки.
Минимазин подействовал резко — через секунду перед нами лежала кучкой одежда и оружие первых минималистов.
Сами первопроходцы полностью потерялись в собственных шмотках.
Кувропа мы, например, извлекли из его собственного сапога.
Задохнувшегося.
Большой Босс немного помрачнел. Саурон, чтобы скрасить несколько смазанное впечатление, мигнул мне — давай, мол, максимизируй.
И я начал впихивать в маленьких поганцев максидрин.
Вообще-то я их понимаю — максидрин наш Ломоносов додумался сделать в виде капсул.
Размерами эти капсулы были точно в размер головы минимизированных орков, и поэтому накормить их этим снадобьем было трудненько.
Питлоху я чуть не свернул шею, Рифжиху и Пиркутху вывернул челюсти, и только Фритлук умудрился обойтись без моей помощи — он, как удав, всосал в себя гигантскую — для себя — горошину.
Результат не замедлил сказаться — четверка увеличилась до нормальных размеров.
Вернее, почти до нормальных — как я и думал, наш Лавуазье напутал и с дозировкой, и с составом.
Вместо классических пропорций гориллы подопытные приобрели стать, скорее, паука.
При этом с них облетели волосы, зубы и еще что-то.
Короче, Босс нас выгнал.
28 число того же месяца
Саурон снова напросился на демонстрацию. На этот раз он заявил, что учел уроки предыдущих опытов, и новая модель оркус минимаксикус лишена каких-либо недостатков.
Во-первых, ввиду того, что оружие минимизации не поддавалось, он встроил в подопытных устрашающего вида стальные челюсти.
Как ему удалось выяснить, это единственное, что минимизируемый может взять с собой в свой минимальный мир.
Во-вторых — теперь в виде таблеток выдавался уже минимазин, а максидрин представлял собой жидкость.
Босс заинтересовался.
Наша вторая пятерка экспериментаторов выстроилась в шеренгу и по команде заглотила таблетки.
Вернее — попыталась заглотить. Наспех сляпанные стальные вафельницы смыкались не до конца, таблетка болталась между ними, как маковое зернышко в эмалированном тазике.
У меня зародилось нехорошее чувство, но Саурона надо было выручать — я выловил капсулы, заставил экспериментаторов открыть пошире пасти и забросил таблетки прямо на язык.
Бинчукх, конечно, сразу же поперхнулся, и его кашель, сопровождаемый лязгом суперчелюстей, мне запомнился надолго.
Подопытные предусмотрительно сменили портянки, так что наружу все выбрались живыми.
С минимизацией мы явно переборщили — были они уж очень маленькие, с булавочную головку, не больше.
Я поймал одного из них на ладонь — кажется, это был Глох, но он пустил в ход свои челюсти — больно, блин — и смылся куда-то в ворох одежды.
Я покапал максидрином на камушек, чтобы они могли принять свой обычный вид.
Минималисты закопошились у лужицы, минута, другая — ничего не происходило. Мои подозрения переросли в уверенность — выпить чего-либо из-за стальных умывальников, присобаченных к челюстям, подопытные не могли.
Тем более что в нижней челюсти у них были дыры — перед демонстрацией Саурон их наскоро замазал, но замазка, видимо, успела вылететь.
С тех пор Большой Босс запретил Саурону заниматься химией.
Минималисты каким- то образом научились размножаться, и теперь они стали форменным бедствием Ангбанда.
Стоит лечь и попытаться заснуть — в тебя впиваются стальные челюсти, а если успеешь зажечь свечу, то можешь увидеть темную фигурку, удирающую в ближайшую щель.
Барлогов они вроде не трогают, а вот Сау с недавних пор явно не высыпается.
12 числа 4 месяца
Глаурунг захворал, видимо, простыл во время последней вылазки.
Чихает, исходит соплями, угробил уже уйму народу — сморкается чистым напалмом, червяк фигов.
Большой босс уже два дня пытается изобрести аспирин, но пока не получается.
Вчерашний порошок, который тачками вывозил туда 6-й взвод, оказался рвотным.
А ребята были неплохие.