«Потом я выбьюсь опять из ритма —
так манит ночь, горячеет кровь.

Мой Мастер, что с твоей Маргаритой? Скажи мне, где мой покой и кров.
Сидеть у ног, обнимать колени, пускай молчание — вечно длить.
Бывает так, что на преступленье готов, чтоб только в другом могли
ожить все звуки, слова — и сила вернула к жизни, звала к борьбе.
Мой милый Мастер, я не простила печаль твою бы самой себе,
твою любовь, одинокий город, что ты мучительно далеко.
На Патриарших весною вспорот лед, выходящий из берегов.
Так все во мне словно тает с хрустом, сочится нежностью теплых слез.

Теперь мне дьявольски — слышишь? — пусто, когда ты так от меня далек.

Мой милый Мастер, коснись ладонью, откинув прядь, распахни окно,
чтоб я любила тебя бездонней, в твоих глазах видя эту ночь.
Чтоб в лунном золоте пили губы твое дыхание по глотку,
так, что луна бы пошла на убыль, пока я льну к твоему виску.
Удвоив нежность, как на прощанье, запоминая тебя всего.
Чтоб тишь да золото нас венчали, чтоб ночь весенняя шла насквозь.

Стеречь огонь, что пока горит в нас, смотреть, как спишь ты, не видя снов…
Создай нас, Мастер мой.

Маргарита,
к тебе летящая вновь и вновь".