Если ключ подошёл к замку — перестань проверять другие. Не откроешь чужих дверей, ну, а если — лови свинец. Будет память твоя тиха и бесшумна, как ностальгия, как обманутый легион, морем пойманный наконец. Когда я подхожу к тебе /отшлифованный веком прошлым, я — подогнанный под размер, но, как прежде, ещё стальной/ голос крови поёт во мне: «да всё можно тебе, всё можно… пока эта открыта дверь, пока бог говорит с тобой».
Отвоёван давно восток, но с востока уходит солнце — /не держи — обожжёшь ладонь/ солнце снова взойдёт на крест. Посмотри на него ещё, сквозь бокала цветное донце — как в открытую утром дверь, как в колодец для тайных бегств.
Призови и туман и снег — притяженье ещё сильнее, если я отойду на шаг, если ключ положу на стол… Здесь так много иных дверей, и за каждой — по новой вере. Но что толку теперь от них — ведь инфант твой на трон взошёл. Будет память твоя тиха и безжалостна ностальгия — перестань проверять замки, пока вор не пришёл из тьмы. Я тебе подошёл легко, как не смогут уже другие. Оттого-то в любых других и не сможешь поверить ты.