Знаменитый 1998 год, внезапный и стремительный кризис. Мне 21 год, я только начала писать в журналы и развелась с мужем. И вдруг все рухнуло. Издания, с которыми я работала, либо задерживали гонорары, либо перестали платить совсем. Двести долларов США казались приличной зарплатой, на которую соглашались мои однокурсники, выпускники МГИМО.

Это было время, когда мне почти буквально нечего было есть. Сбережений в 21 год у меня, разумеется, не было. Мой дневной рацион составляли морковка, сметана, хлеб и дешевые карамельки. Ужинать я ездила на любой конец Москвы к чуть более обеспеченным друзьям.

Однажды я сидела совсем грустная, даже в некоторой панике от полной невозможности что-либо изменить прямо сейчас, и вдруг на меня снизошло вселенское равнодушие и умиротворение. Варианта-то всего два варианта: либо я все-таки умру от голода, либо все наладится и деньги откуда-то возьмутся. И действительно, они откуда-то взялись — как только я успокоилась.

Это я к тому, что любому экономическому кризису сопутствуют паника и депрессия, что естественно. Но только бывает, что и паника, и депрессия становятся уже движущей силой этого кризиса.

Я отлично помню, как в «Коммерсанте» вышла статья, общий смысл которой был в том, что Альфа-Банк разоряется. И деньги у меня тогда были именно в Альфа-Банке. Причем я вернулась с отдыха, и мне нужно было снять хоть немного наличных. Ради этого я и пошла в банк, где увидела огромную толпу напуганных газетой вкладчиков. Одновременно магазины на всякий случай перестали принимать карты Альфа-Банка. Было весело. В итоге Альфа-Банк перестал выдавать наличные, что спасло и банк, и деньги вкладчиков.

Паника — отличный способ создания хаоса и проблем.

Сейчас все в легкой истерике из-за того, что рубль дешевеет. Да, это отвратительно. И всегда кажется, что вот только-только в твоей жизни все стало хорошо, как происходит очередной коллапс, и тебя отбрасывает назад. Но эти потрясения — часть нашей жизни. Они происходят постоянно. Хорошо уже, что не война и не революция. Без крови и разрухи.

Мы в России помним самое дно. Когда мы покупали любую еду — только потому, что она еда. Мои друзья месяца два жили на мешке риса и кураги. В гости вместо бутылки вина приносили оливковое масло — бесценный подарок.

США, Канада, Германия прошли через Великую депрессию (сейчас депрессию называют рецессией, чтобы не звучало так депрессивно). После войны Европа была разорена — люди не могли купить детям конфетку (почитайте мемуары Кита Ричардса из «Роллинг Стоунс»). Все это случилось в обозримом прошлом — это жизнь наших бабушек, родителей. Нефтяной кризис, развал СССР, черный вторник, 1998 год, 2008 год — мы прыгаем по кочкам всю жизнь. Не считая наших личных финансовых неприятностей.

Вот мы сидим с другом, и он ужасно переживает. Зарплата в рублях. Как ни странно, у меня тоже (как у всех). И я зарабатываю намного меньше, между прочим. Он заламывает руки: «Что делать? Что делать?» Что тут можно сделать? Сократить расходы. Переключиться. Вписаться в новую реальность. Других вариантов нет.

Это такой процесс жизни: каждый день происходит что-то новое, и не всегда приятное. Сегодня ты можешь себе позволить в любое мгновение уехать на месяц в Южную Африку и есть там их жирных крупных устриц, а завтра покупаешь сосиски подешевле.

Стабильность — это большой и светлый миф. Ее никогда не было и никогда не будет.

У нас вот падает рубль, а вся Европа задушена налогами, и они только растут. Государство под любым предлогом найдет способ отобрать деньги у граждан. Если ты работаешь, например, в Дании и получаешь огромную зарплату, то не увидишь своих денег до самой пенсии: после всех выплат, включая аренду квартиры, у тебя на руках будет нечто, чуть превышающее прожиточный минимум. А цены в магазинах, между прочим, высокие. Конечно, это утешение, что когда-нибудь ты станешь обеспеченным пенсионером, но только вот никто не может угадать, что случится через двадцать лет. Граждане США, например, в 2008-м отлично пролетели со своими пенсиями: в фондах быстро сгорела часть денег на старость. Не говоря уже о знаменитом банкротстве энергетической компании Enron, которая оставила всех сотрудников без сбережений.

Но люди все равно покупают, ходят в рестораны, ездят в отпуск — как говорится, караван идет. Сейчас нас, судя по всему, здорово ограбят, а потом все, как обычно, наладится.

Мой отец, великий поэт Игорь Холин, родился в Гражданскую войну, был в детском доме, был беспризорником, военным, официантом, поэтом, торговал антиквариатом. Он задел почти всю историю ХХ века, увидел все самое страшное, что случилось за его 80 лет. Он был бедным и богатым, он трижды умирал: два раза на Мировой войне, последний раз по-настоящему, от рака, он был одиноким и несчастным, сидел в лагере, был мужем, отцом, гением, идолом, любимцем женщин, объектом ненависти, писателем, которого не публиковали, которому не разрешали работать. Когда я думаю о его жизни, то понимаю, что наши мелкие страдания, все эти потери дохода в 20% на курсе валют, все эти переживания (есть устрицы в ресторанах или нету их) — все это мелкая пыль, которой мы придаем слишком много значения. Да, это важно, но не настолько, чтобы психологически зависеть от того, на что ты не можешь повлиять.

Мы можем только продолжать работать, веселиться, даже тратить деньги на глупости (пусть и умеренно).

С бывшим мужем у нас была такая договоренность: когда мы оказываемся в финансовой дыре (а мы часто там бывали) — надо пойти и спустить последние деньги (в нашем положении это означало либо поездку в Питер, либо ресторан, а в особо запущенных случаях — поход в кино). Надо забыть о том, что ты на грани бедности — или ты за нее выйдешь и навсегда останешься там.

Да, это все такие мистически-экономические манипуляции вроде «парадокса бережливости», но они почему-то удивительным образом работают.

Жизнь продолжается. Ничто не должно мешать нам быть счастливыми и веселиться, даже если нет денег. Мы же все уже сто раз ощутили на себе, что «нет денег» — это временное. А вот депрессия — навсегда, стоит только начать.