часть десятая
ИСТИНА В ПОСЛЕДНЕЙ И САМОЙ ПОСЛЕДНЕЙ ИНСТАНЦИИ.
Истина в последней инстанции.
— Пущать не велено.
— Но я по важному делу!
— Все по делу.
— Ну пойдите, скажите ему, что Я пришел.
— Я с большой буквы?
— Да.
— Не пойду. Не велено беспокоить.
— Впустить!
Крикнул Пророк, которому надоела эта возня у двери. Полог отодвинулся, и в шатер вошел посетитель.
— Здравствуй.
— Ну, проходи, нечистый.
Посетитель удивленно вскинул брови, оглядел себя, понюхал подмышки и обиженно спросил:
— Почему нечистый?
— В метафизическом смысле.
Хмыкнул Пророк.
— Ну хорошо, проходи, Сатана. Так тебе больше нравится?
— Ты меня с кем-то путаешь.
Озабоченно пробормотал посетитель.
— Да? А кто же ты тогда?
— Я демиург.
Пророк расхохотался.
— И как же тебя зовут, в таком случае?
— Шамбамбукли…
— Вот ты и попался!
Радостно ухмыльнулся Пророк.
— Всем известно, что имя нашего демиурга Чурмбембдактчи. Он мне сам это сказал.
— Я такого не говорил!
Возмутился Шамбамбукли.
— Еще бы! Ты, исчадие ада, конечно же, не можешь произнести этого имени. Ну, попробуй?
— И попробую! Чурем… погоди минутку… как ты сказал? Чермендак… Нет, Чурембендак… дук… дакт…
— Ага, не можешь!
— Ерунда какая-то!
Помотал головой Шамбамбукли.
— Зачем мне повторять всякую чушь? Это же я — демиург!
— Разумеется, именно так ты и должен говорить. Ты же, Сатана, великий искуситель. Но меня не обманешь.
— А я и не обманываю!
— Ну разумеется.
Улыбка Пророка стала откровенно глумливой. Шамбамбукли насупился.
— Я демиург.
— Ой, перестань.
Отмахнулся Пророк.
— А то я не видел демиурга! Он явился мне во сне, могучий и прекрасный, его голос был подобен колокольному звону, а на голове его был золотой венец…
— Ну и чем я виноват, что тебе снятся такие дурацкие сны?
— Это было пророчество!
Нахмурился Пророк.
— Я могу надеть золотой венец, если это для тебя так важно.
— Поздно.
Шамбамбукли вздохнул.
— Ладно. Как бы меня ни звали — может, ты все-таки выслушаешь, что я хочу тебе сказать?
— Нет.
Помотал головой Пророк.
— Даже и не подумаю. Мне нет дела до твоих лживых речей.
— А зачем же ты велел меня впустить?
— Исключительно для посрамления.
— Хорошо, можешь посрамить, только сперва выслушай.
— Посрамить могу, а слушать не стану.
— Да очнись же ты!
Закричал Шамбамбукли.
— Неужели ты сам не понимаешь, что жечь детей в печах — безнравственно!
— Эк тебя проняло!
Засмеялся Пророк, глядя на покрасневшее лицо Шамбамбукли. — Что, не нравится, Сатана?
— Да, не нравится! И не говори мне, что это я тебе велел, или кто там твой бог. Ни один бог в здравом уме не мог такого приказать!
— Говори, говори, я тебя не слушаю. Я плюю на тебя, Сатана.
— Да какой я тебе, к черту, Сатана! Что ты привязался с этим именем?
— Сатана.
Спокойно ответил Пророк
— Суть искушающее человека злое разрушительное начало. Раз ты задумал меня искушать — значит, ты Сатана.
— Я такого начала не творил.
Медленно покачал головой Шамбамбукли.
— Конечно, это очень удобно, сваливать свою вину на Сатану… но поверь мне, человека никто не искушает. Он прекрасно справляется сам.
— Ты мне наскучил.
Отмахнулся Пророк и крикнул в сторону:
— Стража!
В шатер вошел могучий стражник в кожаном доспехе. За ним ужом проскользнул секретарь с пером за ухом.
— Кого?
— Вот его.
Пророк указал на Шамбамбукли.
— Голову рубить или как?
Шамбамбукли судорожно схватился за горло, на котором виднелись уже два свежих шрама.
— Нет.
После секундного раздумья ответил Пророк.
— На этот раз, пожалуй, утопление.
Стражник выволок Шамбамбукли из шатра.
— Уже четвертый в этом месяце.
Заметил секретарь, делая пометку на папирусе.
— Тот же самый.
Отозвался Пророк.
— И всё никак не угомонится!
С ноткой уважения произнес секретарь.
— НИЧЕГО, УГОМОНИМ! НАШЕ ДЕЛО ПРАВОЕ. С НАМИ БОГ!
Заверил Пророк.
* * * *
Истина в самой последней инстанции
— Ну что ты все прыгаешь туда-сюда?
Недовольно поморщился демиург Мазукта.
— Сядь, успокойся.
— Погоди, я еще раз попробую.
Демиург Шамбамбукли зажмурился, сосредоточился — и исчез. Не прошло и тридцати лет, как он снова появился — сконфуженный, с торчащим из груди кинжалом.
— Горе ты мое.
Вздохнул Мазукта, выдернул кинжал и залечил рану.
— И что тебе неймется? На кол сажали, камнями забрасывали… А вспомни, как тебя скормили пираньям! Я еле сумел потом собрать по кусочкам! Хоть объясни толком, зачем это всё?
— Некогда объяснять, там такое!!!
— Чай остынет.
Начал Мазукта, но Шамбамбукли уже опять исчез.
Мазукта покачал головой и отпил из своей чашки. Вскоре появилась голова Шамбамбукли, а затем и весь он, по частям — руки, ноги, туловище. Мазукта со вздохом отставил чашку и подошел к расчлененному другу.
— Четвертовали?
— Ага. Сложи меня обратно?
— Нет.
Отрезал Мазукта.
— Сперва объясни мне, к чему такая спешка. Зачем тебе обязательно надо рождаться в этом дурацком мире и погибать дурацкой смертью?
— Там ужас и беззаконие.
Всхлипнул Шамбамбукли, и по его щеке скатилась слеза, тут же услужливо вытертая Мазуктой.
— Горят костры из книг, а на них сжигают живых людей, представляешь?
— Представляю.
Кивнул Мазукта.
— И что?
— Что значит «и что»?! Надо что-то делать!
— Допустим. И что именно ты делаешь?
— Я говорю людям, что это нехорошо. А они… вот.
— Каким людям ты это говоришь?
Уточнил Мазукта.
— Ну всяким… От кого что-нибудь зависит. Первосвященникам, вождям, разным советникам…
— Ну и получаешь что заслужил!
Подытожил Мазукта.
— Ты не с той стороны взялся за дело.
Мазукта приделал руки и ноги товарища обратно к телу, поднял его голову и поднес к своему лицу.
— Если ты опять скажешь «бедный Шамбамбукли», я укушу тебя за нос!
Мрачно пообещал Шамбамбукли.
— Ладно, не буду.
Согласился Мазукта и посадил голову обратно на плечи. Шамбамбукли сел и осторожно повертел шеей.
— Больно.
Пожаловался он.
— Так что же я делаю неправильно?
Мазукта не торопясь взял свою чашку, отпил и задумчиво прищурился.
— У меня когда-то была такая же проблема.
Признался он.
— Ну, почти такая же. Люди собирались на холме и… неважно. А я, молодой тогда еще, спускался к ним и вразумлял. Шрамы до сих пор ноют… А потом…
Мазукта снова отпил, уставился в круговорот чаинок и замолк.
— Ну?
Не выдержал Шамбамбукли.
— Что ты придумал?
— Дрова.
Односложно отозвался Мазукта
— При чем здесь дрова!
— А при том. Я сделал это удовольствие платным. Не понимаешь?
— Нет.
— Ну как же! Если бы я пришел к пророку и сказал ему все, что думаю — меня бы тут же дубиной по голове — и на корм свиньям. А я сделал иначе, я всего-навсего внушил главному казначею одну простую идею. Дрова ведь денег стоят?
— Ну…
— Правильно. Чтобы сжечь ребенка — нужны дрова. А на всех не напасешься. Значит, каждый, приносящий в жертву сына, должен заплатить за казённые дрова.
— Я не улавливаю…
— Да всё просто
Махнул рукой Мазукта.
— Одно дело — бросить в огонь своего ребенка, это каждый может. Даже гордится потом — вот, мол, смотрите, не пожалел! А вот отдавать деньги… это совсем другое! На такое не каждый решится.
Тем более, если надо заранее составить заявку для отчетности, подписать четыре разных бланка, несколько месяцев ждать очереди… В общем, за пару десятков лет такое развлечение полностью сошло на нет.
Мазукта похлопал по плечу сконфуженного Шамбамбукли и ободряюще улыбнулся.
— Да не переживай ты, с кем не бывает! Просто впредь не слишком полагайся на нравственность и здравый смысл. МИРОМ УПРАВЛЯЮТ ТОВАРНО-ДЕНЕЖНЫЕ ОТНОШЕНИЯ.