Этот рассказ – не акт жалости по заблудшей душе наркомана. Это – глубокое сожаление о человеке, о людях, которые используют данное им благо – мыслить – во вред себе и всей жизни на Земле.
…Волею обстоятельств случилось так, что вдоль изгороди моего сада-огорода, расположенного на городском пустыре, долгое время пролегала наркоманская тропа.
С утра и до позднего вечера по этой тропе шли за дозой несчастные, обречённые люди. Этой же дорогой они, после инъекции наркотика, расползались по своим норам. От внешнего мира мои владения отделяет живая изгородь из густо растущей алычи, которая оказалась отличной преградой и опорой для ежевики, выполняющей роль дополнительной защиты и дающей вкусные ягоды. Среди этой колючей зелени замаскирована калитка. Приходилось ловить момент, когда прохожих не было, и проскальзывать в сад.
Во время одного из таких манёвров я запуталась в цепких побегах ежевики и застряла. Пока я пыталась высвободиться, на тропе показался наркоман. — Вход рассекречен, — подумала я. И неожиданно услышала: — Здравствуйте, Ирина Михайловна! Подняв голову, я увидела Александра Н., давнего выпускника нашего профтехучилища.
Александра уважали и ценили в училище, ребята из группы называли его Шуриком. Он закончил ПТУ с красным дипломом и поступил в сельскохозяйственный институт. Шурик помог мне выбраться из колючих зарослей и помчался за дозой.
В течение полугода мы частенько сталкивались на дорожке и беседовали — наркоманы, приняв дозу, любят поговорить. Оказалось, что отец Саши трагически погиб, мама тяжело болела, жена оставила его. О маме он всегда говорил с любовью и нежностью. Она — кандидат сельскохозяйственных наук, руководила предприятием по озеленению города. Александр мог часами рассказывать о ботанических садах и питомниках, в которых они побывали в поисках нужных саженцев. Как-то летом, зайдя в сад, я обнаружила на ежевике упаковку от сигарет, на которой было написано: «Извините, я нарвал у Вас немного ежевики — мама очень хотела попробовать».
Во время одной из бесед разговор коснулся молодёжи, попадающей в наркоманские сети. Я не удержалась и спросила, не пробовал ли он бросить своё пагубное пристрастие. Саша рассказал, как несколько лет назад, после смерти отца, он перебрался в другой город, к сестре. Два года не употреблял наркотиков, работал по специальности, начал общаться с женой и дочкой. А потом заболела мама и он поехал её навестить. Выйдя из вагона и вдохнув воздух родного города, Александр, как я поняла из его повествования, впал в какое-то сомнамбулическое состояние и не пошёл, а побежал на наркоточку. А ведь его дом находился в нескольких десятках метров от перрона. Только уколовшись, он вспомнил о больной матери и побрёл домой. Несколько недель он был дежурным на точке, ежедневно получая за эту «работу» дозу. Потом его выгнали — не хватило у него жёсткости, вернее жестокости и наглости, для такой «должности».
После этих событий Шурик превратился в жалкое подобие человека, всеми силами пытавшегося сохранить людское достоинство. Однажды, подойдя к калитке, я увидела среди зелени крестик — две веточки, тщательно обструганные и украшенные незатейливым резным узором, были скреплены корой вяза.
На следующий день, увидев меня, Александр сказал: — Я повесил на изгородь крестик — пускай Бог бережёт Вас. Моя жизнь уже закончена. Больше я его не встречала… Несколько лет назад наркоточку ликвидировали.
Тропинка опустела и очистилась, ожили придорожные травы — цикорий, тысячелистник, подорожник. Не смогут только возродиться затерявшиеся в наркоманских болотах люди — чьи-то отцы, матери, дети, мужья.
Прошлой осенью, гуляя со своим псом в окрестностях сада, я увидела возле старой ивы пожилую женщину.
Она обнимала дерево и говорила ему: — Теперь моему Сашеньке хорошо, его душа, наконец, освободилась из плена и обрела свободу. Слёзы текли из её глаз, а она продолжала что-то рассказывать… Старушка-ива ласково прикасалась нежными ветвями к плечам женщины, словно подтверждая её слова: «Да, ему теперь хорошо»…
P. S. Имена, должности, места работы и учёбы — вымышлены и не имеют отношения к конкретным личностям.