Место для рекламы

МОНЯ ЦАЦКЕС -- ЗНАМЕНОСЕЦ.

начало #691808, #692299 #693090, #695648

ПОЛКОВОЙ ЗНАМЕНОСЕЦ.
часть 2

В его живот уткнулась винтовка, а на руки свалилась увесистая сумка противогаза. Дверцы захлопнулись, свет исчез, Моня вновь остался в кромешной тьме и густом настое нафталина.
Рядовой Цацкес терпеть не мог противогаза. Напялить его на свою голову и бегать с этой свиной мордой он считал мукой и нетерпеливо срывал резиновую маску с круглыми стеклянными очками, как только слышал команду «отбой!». Но сейчас противогаз наконец сослужит свою службу и спасет бойца Красной Армии от смертельной опасности, которых так много в изменчивой солдатской судьбе.
Одним рывком, как учили на занятиях по химической защите, Моня вытащил из сумки маску, засунул в нее свой выдающийся вперед подбородок и, натянув ее на макушку, глубоко вдохнул чистый, процеженный через активированный уголь, воздух.
Моня дышал полной грудью. И при каждом вдохе и выдохе щеки резиновой маски то западали, то раздувались. Уши оставались открытыми, и поэтому он слышал все, что делалось вне шкафа.

- Кого я вижу? — с неподдельной радостью встретила нежданного гостя Марья Антоновна. — Товарищ политрук!
И тут Моня услышал мурлыканье старшего политрука Каца, игриво оправдывавшегося перед хозяйкой дома за позднее вторжение. Он, мол, сегодня назначен в комендантский патруль, битых три часа мерзнет на улицах, и когда дошел до ее дома, сердце не выдержало, и он во имя своего глубокого чувства пошел на явное нарушение устава караульной службы.
- У, зараза! — восхитилась Марья Антоновна. — А как же твой патруль?
- Обойдется, — засмеялся политрук. — Сержант — толковый парень. Знает свое дело.
- Ладно, иди греться, — проворковала Марья Антоновна.

Моня Цацкес не верил своим ушам, торчавшим по краям резиновой маски противогаза.
Надсадно заныли пружины матраса, и под портретом еще совсем молоденького командира полка, на его семейном ложе, место рядового солдата занял старший политрук.
- От, зараза… — Марья Антоновна, как безошибочно определил Моня, сбрасывала с себя халат, стоя спиной к кровати. — Я-то думала, что муж тебя послал за полковым знаменем.
- Нет-нет, — проблеял политрук из-под одеяла. — За знаменем товарищ подполковник послал солдата.
- Надо же… — удивилась Марья Антоновна и, судя по звону пружин, рухнула в кровать.
Без всякой паузы, как говорится, с ходу завела она уже знакомое слуху Мони:
- Батюшки-светы! Святые угодники! Мать пресвятая богородица!

Моня Цацкес снова удивился тому, что советская женщина, жена коммуниста и командира Красной Армии в минуты душевного подъема возвращается к своему темному прошлому и все ее высказывания носят такой откровенно религиозный характер. Еще Моня подумал о том, что Марья Антоновна повторяется.
«Сейчас сделает мостик», — раздувая резиновые щеки, прикинул в уме Моня и испытал острый приступ ревности, когда утробно, как пароходный гудок, поплыло по квартире:
- Ка-ра-у-у-ул!
Наступила тишина. И обостренный слух Мони улавливал частое, но уже успокаивающееся дыхание двух уставших, расслабленных людей.

Из прихожей послышался прокуренный мужской кашель и стук каблука о каблук, какой производят сапоги, с которых сбивают налипший снег.
- Муж!.. — простонала Марья Антоновна. — У него свой ключ. Бегите, Кац.
- Ку-уда?
- В шкаф, куда же еще? Если он вас застанет в постели, пристрелит и меня и вас.
Простоволосая и совсем голая, в одном черном лифчике, Марья Антоновна рванула на себя дверцы шкафа и взвизгнула сдавленным голосом. Белое привидение в кальсонах и рубахе глядело на нее сквозь круглые стекла на черной резиновой маске. Гофрированный хобот змеился по животу.
- Не дрейфь, Кац, — опомнилась наконец Марья Антоновна. — Тут все — свои.
И втолкнула лишившегося дара речи политрука в шкаф, плотно придавив его дверцами к Мониному телу. Политрука колотила дрожь.

— Маруся, — басовито рокотал в квартире голос подполковника Штанько, — почему в таком виде?
- Новый лифчик примеряла, — кокетливо отозвалась жена, — тебя дожидаючись…
- Порадовать хотела?
Жена охнула. Штанько, видать, ущипнул ее тугое тело.
- Ну, хозяйка, докладывай. Отправила знамя?
- Вот оно лежит, запаковано…
- Я ж солдата посылал… Что, не приходил? Сукин сын! В самоволку подался. Сгною на гауптвахте. Не забыть бы звякнуть в комендатуру… Наш офицер сегодня в патруле… политрук… опознает стервеца.
- Позвонишь, позвонишь…- ласково смиряла гнев супруга Марья Антоновна. — Отдохни сначала… Все служба да служба… Нечто не соскучился по своей Марусе… Я тут глаза проглядела… Все жду-жду…
- Ладно, — нехотя уступил подполковник. — Сними с меня, Маруся, сапоги… Заждалась ты меня, боевая подруга…
Подполковник Штанько опустился на край кровати, и в шкаф снова проник стон пружин.

Старший политрук Кац и рядовой Цацкес стояли нос к носу. Оба в нижнем белье. Но Цацкес сохранял спокойствие, политрук же все не мог унять дрожь в коленках. То, что перед ним не привидение, а человек, и не морда чудовища, а маска противогаза, политрук постепенно осознал. Более того, слегка поднатужась, он сделал умозаключение, что человек этот проделал тот же путь из кровати Маруси в шкаф, что и он. И это еще не, все. По нательному белью и противогазу Кац опознал в нем военнослужащего. И не из командного состава.
- Фамилия? — окончательно придя в себя, прошептал политрук Кац в круглые стекла маски, — Звание?
- Рядовой Цацкес, товарищ политрук, — глухо забухало под, резиной, вздувая маску по бокам.
- Цацкес? Вот ты где? Тебя, кажется, послали за знаменем?
- А вас, кажется, послали в патруль?

- Маруся, — проник в шкаф голос подполковника Штанько, — кто-то шепчется тут, а? Или мне мерещится?
- Мерещится, мерещится. Замотался, бедный, на службе. Обними свою Марусю.
Пружины матраса жалобно заныли.
Старший политрук Кац, надышавшись нафталина, замотал головой, готовый чихнуть. Моня зажал ему рот ладонью.
- Дай противогаз, — пускал пузыри политрук. — Уступи на минутку, я погибаю.
Моня не отвечал и сильнее сдавливал Кацу рот.
- Дай противогаз, — заскулил политрук. — Я требую… Как офицер у солдата.
Моня был нем как стена.
- Я прошу… как советский человек советского человека…
Моня не шелохнулся.
Крупные слезы струились из глаз Каца.
- Прошу тебя, Цацкес, как еврей еврея… — Старший политрук перешел с русского на идиш.

Тут Монино сердце не выдержало. Он стянул со своей вспотевшей головы очкастую маску. Кац напялил маску на себя, задышал часто и глубоко, вспучивая резину на щеках.
Политрук отдышался, пришел в себя.
- Рядовой Цацкес, — строго бухнул он из-под резины. — Ты таки попадешь на гауптвахту.
Моня сдавил рукой гофрированную трубку противогаза, и доступ воздуха в маску прекратился. Лицо политрука за круглыми стеклами побледнело, вместо воздуха он всасывал в рот резину. Политрук сорвал с головы маску, обнажив рыжий одуванчик. И Бог знает, как бы дальше разыгрались события в шкафу, если бы снаружи не послышался низкий, пронзительный вой.
Поначалу и Кац и Цацкес приписали этот вой Марье Антоновне, ее неистощимому темпераменту, но вой все усиливался, нарастал, вызывая холодок на спине, и они безошибочно определили его происхождение. Это выла сирена. По радио передавали сигнал воздушной тревоги.

- Воздушная тревога! — ворвался в шкаф голос диктора. — Вражеская авиация прорвалась к городу! Граждане! Спускайтесь в укрытия и бомбоубежища! Повторяю…
Подполковнику Штанько и его супруге Марье Антоновне не нужно было повторять. Они выскочили из кровати и, поспешно натягивая на себя одежду, ринулись на лестницу, по которой с воплями и плачем мчались вниз полуодетые соседи.
- Партийный билет при мне? — похлопал себя по нагрудным карманам подполковник Штанько. — Маруся, за мной!
Они покатились по ступеням, и топот десятков ног утонул в сухих ударах зенитных орудий. Осколки гулко застучали по железной крыше. Где-то поблизости ухнула бомба, тряхнув стены.

Цацкес и Кац вывалились из шкафа.
Взрыв повторился. Из оконной рамы со звоном посыпались осколки стекла. Холодный воздух полоснул их по ногам.
- Где убежище? Я вас спрашиваю, Цацкес? — Старший политрук путался в штанинах галифе. — Ведите меня в убежище!
- Пусть вас черти ведут, — лениво отмахнулся Моня Цацкес, деловито напяливая на себя обмундирование.
Косо подпоясав шинель ремнем, он сгреб винтовку, двинулся к выходу.
- Постойте, не оставляйте командира, — бросился за ним всклокоченный политрук, прижав к груди сапоги с портянками.
Рванула еще одна бомба. Им в спину ударила воздушная волна и под звон стекла вымела обоих из квартиры.
Они не вошли, а ввалились в душный, набитый людьми подвал. И стали осторожно протискиваться подальше от входа.

- Политрук! — послышался удивленный голос подполковника Штанько. — Вас бомбежка застала возле моего дома?
- Так точно, — пролепетал Кац.
- А это кто? — уставился командир на Моню. — Вот ты где, голубчик, ошиваешься? Тебя за знаменем послали… оказали честь… А ты? Куда отлучился? Небось у бабы застрял? В нашем доме? Га? Ботинки не зашнурованы, воротник расстегнут. Что за вид? Под трибунал пойдешь! Политрук, взять его под арест.
От нового взрыва посыпалась штукатурка с потолка и лампы в подвале робко замигали.
- Батюшки-светы, — пролепетала Марья Антоновна, прижимаясь к мужу. Ее слова не выражали сочувствия рядовому Цацкесу. Они выражали только страх. — Все пропало, — тихо причитала Марья Антоновна. — Сгорит дом, имущество… Всю жизнь копили…
- Молчать, — оборвал ее подполковник Штанько. — Наживем, Маруся. Были б кости, мясо нарастет.

И вдруг его осенило.
- Знамя! Где полковое знамя? Оставила наверху, курва? Все — загубила меня! Подвела под трибунал!..
Моня Цацкес в этот момент тоже вспомнил, что не только знамя осталось наверху, в квартире, но и его противогаз валялся на полу в спальне, а за потерю казенного имущества…
- Товарищ подполковник, — сказал Моня проникновенно, — разрешите мне… Принесу знамя!
- Ты? Молодец! Ступай! Спасешь знамя! Родина…
Моня не слушал, что дальше нес подполковник Штанько, впавший в слишком возбужденное состояние, а протолкался к выходу и поскакал по ступеням на четвертый этаж.

Двери квартиры Штанько были распахнуты настежь, и холодный ветер из разбитых окон шевелил простыни на смятой кровати. Моня надел на себя противогазную сумку, сунул под мышку пакет со знаменем и уже в прихожей споткнулся о ремень с кобурой, откуда торчала рукоятка пистолета. Это, вне всякого сомнения, было личное оружие подполковника Штанько. Моня прихватил с собой и ремень с пистолетом.
Подполковник Штанько чуть не прослезился, бережно принимая у Мони пакет со знаменем. И сидевшие в подвале жильцы дома, штатские люди, тоже растрогались при виде этой сцены.
- От лица службы — благодарю!
- Служу Советскому Союзу! — неуверенно произнес Моня Цацкес, и несколько женщин вокруг них заплакали.
Марья Антоновна при всех обняла Моню и поцеловала в губы.
Моня протянул подполковнику его пистолет с ремнем и вытянул руки по швам.
- Рядовой Цацкес готов идти под арест.
- Отставить, рядовой! — Командир озарился отеческой улыбкой. — Ты искупил свою вину перед Родиной. Ты спас знамя полка. И на торжественном параде, в воскресенье, я тебя назначаю знаменосцем. Понял? Все. Дай мне пожать твою мужественную руку.

Их руки соединились в крепком мужском пожатии, исторгнув слезы у женщин.
Новый взрыв обрушил с потолка облако штукатурки, припудрив командира полка и рядового, не разжимавших рук.
- Батюшки-светы! Святые угодники! Мать пресвятая богородица, — скороговоркой бормотала Марья Антоновна, жена командира Красной Армии и коммуниста. Эти слова приходили ей на ум каждый раз, когда она слишком возбуждалась.

Опубликовал    21 авг 2014
0 комментариев

Похожие цитаты

МОНЯ ЦАЦКЕС -- ЗНАМЕНОСЕЦ.

отрывки из книги #691808, #692299 #693090, #695648,#695662 #777882, #777841

КТО ЗАКРОЕТ ГРУДЬЮ АМБРАЗУРУ.

В один не самый прекрасный день на советско-германском фронте, и на том участке, который занимала совсем не Литовская дивизия, произошло событие. всколыхнувшее всю советскую страну до Тихого океана.
Ничем до этого не примечательный человек, молоденький солдатик по имени Александр Матросов, сразу превратился в знаменитость.
Почти в святого.
В икону.

Правда, он об этом уже не знал, потому что погиб.
Его портрет со стриженой головой и грустными глазами смотрел с…

Опубликовал  пиктограмма мужчиныnivikon  09 мая 2016

Единственным существом, которое продолжало любить меня и не боялось проявить свои чувства, была собака. Она, бедная, не знала, что я еврей и что евреев любить строго, вплоть до расстрела, возбраняется.

Опубликовала  пиктограмма женщиныАдская чертовка  10 дек 2012

МОНЯ ЦАЦКЕС -- ЗНАМЕНОСЕЦ.

#691808, #692299 #693090, #695648,#695662 отрывки из книги

ЕВРЕЙСКОЕ РАНЕНИЕ

У еврея свое еврейское счастье.
Если его ранят, то обязательно в такое место, что потом не оберешься хлопот.
А больно так же, как и всем остальным, и кровь, которую ты потерял, такого же красного.

Когда Моня Цацкес лежал в госпитале, там находился на излечении еще один еврей-летчик, капитан. Вся грудь в орденах. Боевого Красного Знамени — две штуки. А это почти что Герой Советского Союза.
Этот еврей не снимал с головы летную фуражку с голубым околышем и кокардой с крылышкам…

Опубликовал  пиктограмма мужчиныnivikon  09 мая 2015

МОНЯ ЦАЦКЕС -- ЗНАМЕНОСЕЦ.

ПЕРЕХОДЯЩАЯ КРАСНАЯ ВОШЬ.

В самый разгар войны с немцами Сталин дал приказ прочесать все уголки России и найти литовцев, чтоб создать национальную литовскую дивизию. Как ни старались военкоматы, кроме литовских евреев, бежавших от Гитлера, ничего не смогли набрать. Пришлось довольствоваться этим материалом. Литовских евреев извлекали отовсюду: из Ташкента и Ашхабада, из Новосибирска и Читы, отрывали от причитающих жен и детей и гнали в товарных поездах к покрытой толстым льдом реке Волге.
Зде…

Опубликовал  пиктограмма мужчиныnivikon  29 июл 2014

МОНЯ ЦАЦКЕС -- ЗНАМЕНОСЕЦ.

#691808

.эпиграф

«Воинское знамя состоит из двухстороннего полотнища алого цвета, древка и шнура с кистями. На одной стороне полотнища, в центре, нашиты серп и молот, по верхнему и нижнему краям полотнища слева: „За нашу Советскую Родину“.
На другой стороне полотнища, в центре, — пятиконечная звезда из шелка. Над звездой золотистым шелком вышиты номер и наименование части».
Из Устава Внутренней службы Вооруженных Сил Союза ССР

ПРОЛОГ.
В простенке между двух окон, забранных железными решетками, сто…

Опубликовал  пиктограмма мужчиныnivikon  30 июл 2014