Раз, мокрой осенью, шел я по улице.
Ветер разметывал клочья газет.
Нищий бродяга, промозгло ссутулившись,
Выл в ожидании жалких монет.
«Мне не судить о судьбе твоей шутовой…
Эк, тебя жизнью-то!Боже, прости…" —
В тощем кармане я мелочь нащупывал:
То ли отдать, то ли мимо пройти…
Остановился надеждой прогорклою.
Пальцы замерзли, не гнутся никак.
Скрючившись, рядом стою хлебной коркою
И все не выловлю скользкий пятак.
-На! Забирай. Вспомни позже по-доброму. -
Нищий сидит, голова на груди —
Мрачной сатирой великому городу.-
Что же молчишь? Да ты пьяный, поди!
Сбоку — старуха. На вид — бестолковая.
Палкой стучит по истертости плит.
Что-то нездешнее, что-то суровое
В облике этой старухи сквозит.
Редкого волоса черная немощь,
старого платья волочится нить…
-Ты хоть, старуха, возьми мою мелочь!
Будет на что к чаю плюшек купить…
Что-то прошамкала голосом тихим,
Деньги отбросила кистью руки.
Тут я завелся: «Вы здесь, верно, психи…»
-Деньги свои для себя сбереги…
И онемела вдруг улица шумная…
-Что же ты, бабка, отбросила медь?
Может, боярыня ты, полоумная?
Та мне ответила шепотом: «Смерть.»