Души поэтов
Разве нормальный человек в здравом уме и твердой памяти подойдет к поэту ближе, чем на сто метров, зная, как это заразно? Разве будет он читать чьи-то стихи? Кому вообще в наше время нужны эти неустойчивые словесные конструкции, готовые обрушиться в любую секунду? Слова — страшная сила. И самое время отобрать паяльник у тех, кто возомнил себя паяльщиком слов от Бога. И засунуть его куда подальше.
Вы только представьте, сколько немощных и слабых умом личностей считают себя поэтами. Даже страшно становится. Свои «кровь-любовь, розы-слезы» они выдают как минимум за откровение, а как максимум — за пророческое провидение. А чтобы подчеркнуть свою богоизбранность, многие кокетничают и в открытую мухлюют: «Это не я пишу стихи, это сам язык говорит через меня, я — всего лишь радиоприемник, настроенный на FM-волну Бога». В такие моменты у меня обычно глаза на лоб лезут, а на лице написано: «Да что ты говоришь! Радиоприемник, значит». А рука так и тянется к телефону, чтобы вызвать санитаров в белых халатах. Но понимаю, что психиатрия тут бессильна. Уже слишком поздно.
Поэт — это всегда вырожденец и самопровозглашенный уберменш. Никакого противоречия — таков закон стиля. Это такого рода сокровище, каких мало на белом свете. Его пальцы пожелтели от дешевого курева. Костлявый. Томный. Бледный. С черными кругами вместо глаз. Мнит себя Иисусом Христом, который пришел в этот мир, чтобы превратить в стихи свалку бессмысленных слов. Плотно сидит на стакане, пишет «сердцем и кровью», пачками сливает стихи в интернет на стихиру, но злой рок не распинает его на кресте успеха. Он идет на Голгофу, где на «вечерах поэзии» собираются такие же отверженные, самодовольные и напыщенные идиоты, чтобы боготворить «чувственную мощь» поэзии Серебряного века. Они кучкуются там до посинения, с пеной у рта разбираются с критиками и себе подобными, пока в разных комбинациях не перетрахаются друг с другом как звери и не успокоятся (на том свете).
Но чаще всего поэты нежны, как йогурт Даниссимо — они не в силах даже выжать слезу. Я не плакал, когда смотрел «Человека-слона» и «Зеленую милю», куда там поэтам. Их Евангелие — сплошное мученичество, беспросветное нытье, штамп на штампе, убийственные повторения, расхождение между звуком и смыслом. Поэт — это не тот, кто умеет рифмовать глаголы ради нежной любовной лирики. Вот Иосиф Сталин был поэтом, Андрей Чикатило был поэтом. Их давно нет с нами, а народная память помнит их бессмертные стихи. Часто вспоминает и перечитывает.
Сами поэты и читают, еще их родственники и друзья (из вежливости), больше никто. Ни один нормальный человек читать их добровольно не согласится. Даже если за это будут хорошо платить — три раза подумает.
Вот Платон был далеко не дурак, поэтому не отвел поэтам места в своем «Государстве», выбросив на самое дно общества. И сделал это, замечу, в лучшую пору эллинской поэзии. Но ребята не послушались умного человека и еще много веков игрались в поэтов — вместо того, чтобы «любить и быть любимым», искали возможность ямбическим диметром выразить гормональный вулкан страсти — пока в ХХ столетие поэзию окончательно не разрушил верлибр, символизм, а затем сюрреализм во главе с Андре Бретоном, Луи Арагоном и Полем Элюаром.
Не успела поэзия прийти в себя, как ее прибрала к рукам индустрия звукозаписи, которая сама сегодня находится на грани исчезновения. Эстрада — последние поэты наших дней:
Девки, — это хит, меня реально прет.
Я из-под Мохито долизала лед.
Музыка в нон-стопе, качает энергетика.
На новом топе пятна энергетика.
Клубное пати, продвинутая музыка.
Посижу на баре, склею карапузика.
Наэкономили на коктейль с Маринкою.
Сосем соломинки, качаем стрингами…
Лучше невозможно и написать. Сам Пушкин позавидовал бы.
Ну, в самом деле, быть поэтом в XXI веке — это как быть конокрадом. Воровать хочется, а украсть нечего — железный конь давным-давно вытеснил сивого мерина. Маруся Климова даже сравнивает поэтов с саранчой: их так много, с каждым днем все больше и больше, и когда-нибудь они нас сожрут. Более того, в отличие от тех же прозаиков, поэты практически всегда перемещаются группами, существуют внутри этих групп и никогда далеко от них не удаляются, то есть у них тоже очень хорошо развит стадный инстинкт. Это заговор. Они хотят погубить нас своими дерьмовыми стихами, смысл которых не понимают сами.
Чтение позволяет примерять добрую сотню масок. Не обязательно быть яппи, чтобы понять «Американского психопата» Брета Истона Эллиса. Не обязательно испытывать наркотическую ломку, чтобы прочувствовать дно прозы Хьюберта Селби. Не обязательно быть геем, чтобы наслаждаться книгами Уильяма Берроуза. Скорее, наоборот. Нужно быть гетеросексуалом, чтобы читать Берроуза — я не знаю ни одного гея, который бы зачитывался «Голым завтраком». Когда читаешь прозу — хочется жить. Когда читаешь поэзию — хочется сдохнуть. От скуки. Деяния важнее, чем поэзия, которая их воспевает, а простую мысль можно выразить одним предложением, не спрятав ее за ветками эвфемизмов.
Если довелось родиться поэтом, то этот крест придется нести до гроба. Слезы родителей и розги ничего не исправят. А если вы не знаете, есть ли у вас талант, но хотите узнать, то вот вам совет: дайте ему время вызреть, спешка ни к чему; а если его у вас не окажется, то будем праздновать. Главное — никому и никогда не досаждайте своими стихами. Хорошим стихам читатель не нужен. И не забывайте, что говорил «великий кормчий» Умберто Эко: «Отличие плохого поэта от хорошего заключается в том, что хороший поэт сжигает все свои ранние попытки, а плохой — публикует». Мы же предпочитаем поэзию ручного труда: «Кто рано встает — тот идет на завод».