Слово «эвтаназия» () — греч. — «хороший, благой» «смерть». А ведь почти за каждым богослужением мы молимся о хорошей смерти: «о христианской кончине, безболезненной, непостыдной и мирной». Просто у каждого не только свое представление о достойной жизни, но и о достойной смерти…
Естественно, возможность умереть будучи приконченным своим врачом или родственником, или право убить себя при их непосредственной помощи, не входит в христианское представление о хорошей смерти.
НО.
Представьте себе: человек не верит в вечную жизнь и осознает отсутствие всякого шанса на исцеление и какие-либо иные перспективы и притом испытывает страдания. Покончить со своим никчемным жалким существованием при таком «дано» — разве не логично?
И об одном лишь физическом страдании в данном ключе говорить не последовательно. Страдают же и вполне себе здоровые люди. «Невыносимое бремя бытия» достается и тем, кто испытывает непреодолимые душевные\психические страдания. Разве они не в праве требовать будки для самоубийств (как в «Футураме») на каждом предприятии? Разве государство не обязано озаботиться об их праве красиво лежать в гробу, а не быть разорванным колесами поезда, расплющенным при падении с крыши? Разве они не в праве умереть без боли и мгновенно, а не, обкакавшись, корчится минутами в петле или в ужасе ждать, пока из расковырянных вен вытечет вся кровь?
Да и причем тут страдания вообще? Зачем доживать до каких бы то ни было необратимых несчастий — в принципе? Стефан Цвейг и его жена — вот они прекрасно поняли, что главное вовремя «уйти»: на подъеме, пока не начался спад (да и вокруг черти что творилось)… «Лучшие времена безвозвратно канули…» — напишет он. Приняли снотворное, легли, поцеловались, обнялись и… тю-тю. И никакого страдания вообще…
Вот и апостол Павел пишет: «По [рассуждению] человеческому, когда я боролся со зверями в Ефесе, какая мне польза, если мертвые не воскресают? Станем есть и пить, ибо завтра умрем!» (1Кор.15:32). А если, по тем или иным причинам, мало того, что не верится, так уже не естся и не пьется (во всех смыслах — в том числе и в нематериальном) — то зачем «это все» продолжать дальше? Я уж не спрашиваю, зачем позволять рождаться на свет тому ребенку, которому айфон некому будет купить?
Или представьте себе: близкое окружение несчастного, которое, как и больной, не верит, несет эмоциональные и материальные потери, которое тоже со-страдает (иногда не меньше чем) и которое, самое печальное, само не видит никакого смысла в жизни тяжелобольного родственника — разве не логично «помочь» последнему при таком раскладе? Разве нелогично предложить эвтаназию и тем, кто больше уже не может переносить страдания своих близких (даже если сами близкие переносить свои страдания могут) и никакая помощь неэффективна?
А представьте себе: общество, разумеется, «светское», которое ни во что не верит и знать ничего не хочет — в условиях стареющего населения, которое все чаще и чаще поражается неизлечимыми болезнями при возрастающем дефиците, в котором существование индивида осмысляется только в категориях пользы и функциональности. Разве логично в такой ситуации снять с повестки дня вопрос об «эвтаназии»?
И вообще, если человек превратился немощного старика с деменцией и кучей болезней, не приносит никакой пользы, всех обременяет и притом сам уже не видит смысла своего существования — значит государство должно поставить на вид его непоследовательность, трусость и эгоизм. Чует мое сердце, что однажды человечество доживет до лицензий на дальнейшее существование: вот, к примеру, дожил до 40 лет — будь добр покажи, какая от тебя польза, и какие у тебя планы и перспективы, а специальная комиссия решит, имеешь ли ты право жить дальше, или должен выпить йадъ и сдать свое тело на органы. И все, опять же, все — исключительно из гуманных соображений: нельзя же позволить человеку превратиться в ничто, а также отбирать ресурсы у молодых и перспективных!
Уже сегодня, если решен вопрос об умерщвлении человека в утробе (он же «недоразвит», «ничего не понимает» и т. д.), то почему не умерщвлять человека, когда он деградировал, опять перестал понимать и т. д. Ведь первый и второй одинаково могут создавать неудобства? Эмбрион — «часть тела» матери, но и инвалид — часть тела, пусть социального, своих родственников, государства, от которых он зависит, которых он «иждивляет» и из которых высасывает соки (иногда больше, чем эмбрион) и нередко лишает всяких перспектив…
Гитлеровская медицина дьявольски последовательна: 70 тысяч больных немцев было уничтожено в 1939—1941 году именно потому, что их «существование было лишено жизненной ценности» — т. е., относительно его нельзя было внятно ответить на вопрос «зачем?». Увы, эвтаназия - это «человеческое рассуждение», т. е, это по-человечески разумно и последовательно — если мы не воскреснем, ЕСЛИ ПОТОМ НИЧЕГО НЕТ.
Представления о «хорошей смерти» полностью зависят от жизненных ценностей — от того, что человек считает «хорошей жизнью». Но хорошая смерть не всегда является следствием хорошей (достойной) жизни, и, наоборот, смерть плохая приходит и за хорошими людьми. Нет никаких прямых, обратных и прочих зависимостей, а, значит, есть повод для сугубых молитв и надежд…
Итак, зачем сеять картофель весной, когда его и так мало, если ты не веришь, что однажды наступит осень?