Я сижу в ванной и читаю книгу.....в комнате четырехлетняя дочь ведет степенный разговор с отцом:"Пап,я хочу пить!"."Водички налить?":спрашивает муж."Нет,водичка дела не решит"-отвечает дочка,только сок,радостно сообщает она.А я читаю книгу....и выйти не могу,потому что слезы катятся сами по себе....
Детский хор
«Я лежала в больнице. Мне было так больно… Я просила маму: „Мамочка, я не могу терпеть. Лучше убей меня!“
Помню, как солдат гонялся за кошкой… На кошке дозиметр работал, как автомат: щелк, щелк… За ней — мальчик и девочка… Это их кошка… Мальчик ничего, а девочка кричала: „Не отдам!!“ Бегала и кричала: „Миленькая, удирай! Удирай, миленькая!“ А солдат — с большим целлофановым мешком…»
«Первое сентября… Школьная линейка… И ни одного букета. В цветах, мы уже знали, много радиации. Перед началом учебного года в школе работали не столяры и маляры, как раньше, а солдаты. Они косили цветы, снимали и увозили куда-то землю на машинах с прицепами. Вырубили большой старый парк. Старые липы. Баба Надя… Ее всегда звали в дом, когда кто-нибудь умирал. Поголосить. Почитать молитвы. «Молния не ударила… Сушь не напала… Море не залило… Лежат как черные гробы… — она плакала над деревьями, как над людьми. — А, мой ты дубок, моя ты яблонька…
А через год нас всех эвакуировали, деревню закопали»
«Мне — двенадцать лет, я — инвалид. В нашем доме почтальон приносит пенсию мне и дедушке. Девочки в классе, когда узнали, что у меня рак крови, боятся со мной сидеть… Дотронуться…
Врачи сказали: я заболела, потому что мой папа работал в Чернобыле. А я после этого родилась.
Я люблю папу…»
«По ночам я летаю… Летаю среди яркого света… Это не реальность, и не потустороннее. Это и то, и другое, и третье. Во сне я знаю, что могу войти внутрь этого мира, побыть в нем… Или остаться? Мой язык неповоротлив, дыхание неправильное, но мне не надо там ни с кем разговаривать. Что-то похожее со мной случалось в детстве. Меня распирает желание слиться, но я никого не вижу… Только свет… Ощущение такое, что я могу его потрогать… Какой я — огромный! Я со всеми, но уже в стороне, отдельно, один. В детстве я видел некоторые цветные изображения так, как вижу сейчас. В этом сне…
Он не раз возвращался ко мне, наступает момент, когда я ни о чем другом уже не могу думать. Только об этом сне. Вдруг откроется окно… Неожиданный порыв ветра. Что это? Откуда? Куда? Между мной и кем-то устанавливается связь… Общение… Но как мне мешают эти серые, больничные стены… Как я слаб еще… Свет я закрываю головой, потому что он мешает видеть… Я тянулся, тянулся… Попробовал увидеть… Стал смотреть выше…
И пришла мама. Вчера она повесила в палате икону. Что-то шепчет там в углу, становится на колени. Они все молчат: профессор, врачи, медсестры. Думают, что я не подозреваю… Не догадываюсь, что скоро умру… Они не знают, что по ночам я учусь летать…
Кто сказал, что летать легко?
Когда-то я писал стихи… Я влюбился в девочку… В пятом классе… В седьмом я открыл что есть смерть…
Вычитал у Гарсия Лорки: «темный корень крика». Начал учиться летать… Мне не нравится эта игра, но что делать?
У меня был друг. Его звали Андрей. Ему сделали две операции и отправили домой. Через полгода ждала третья операция… Он повесился на своем ремешке… В пустом классе, когда все сорвались на урок физкультуры. Врачи запретили ему бегать, прыгать…
Юля, Катя, Вадим, Оксана, Олег… Теперь — Андрей… «Мы умрем, и станем наукой», — говорил Андрей. «Мы умрем и нас забудут», — так думала Катя. «Когда я умру, не хороните меня на кладбище, я боюсь кладбища, там только мертвые и вороны. А похороните в поле…» — просила Оксана. «Мы умрем…» — плакала Юля. Для меня теперь небо живое, когда я на него смотрю… Они там…»
Одинокий человеческий голос