Родители не стали ходить вокруг да около, а сразу, что называется, взяли быка за рога. Надо признать, что у них были для этого все основания.
— Наша дочь Таня пыталась покончить с собой. Психиатр в больнице, куда она попала по скорой, сказал, что попытка, скорее всего, была истинной, а не демонстративной.
— Как он пришел к этому выводу?
— Таня наотрез отказалась с ним разговаривать.
— Веское основание… Сколько лет Тане?
— 16.
— Где она учится — в школе, в колледже, в училище?
— В университете. Филфак, испанское отделение, второй курс.
— Почему в 16 лет девочка оказалась не в десятом, в крайнем случае в 11 классе какой-нибудь гимназии, а на втором курсе университета? — спросила я.
Могла бы и не спрашивать. Потому что уже знала ответ. Он воспоследовал.
Классический, лучше даже сказать хрестоматийный случай ранней общей детской одаренности. В три года Таня сама, по кубикам выучилась читать. Читала сразу по-русски и по-английски — кубики были двуязычные, с картинками. Родители пришли в понятный восторг и умиление и накупили книжек и пособий-развивалок. Девочка вцепилась в них, как голодная. Когда в три с половиной года пошла в детский сад, ей было просто не о чем разговаривать со сверстниками — она выполняла задания для первого класса: разделяла гласные и согласные буквы, складывала и вычитала, а также выделяла ударные и безударные слоги, строила схемы предложений. Изумленные воспитательницы предложили перевести чудо-девочку в среднюю, а потом и в старшую группу, но это было явной ошибкой: моторика у Тани (как и у большинства ранне-одаренных детей) была по ее собственному возрасту и, легко перечисляя планеты Солнечной системы, она не могла слепить зайчика из пластилина или вырезать и аккуратно наклеить аппликацию. В конце концов остановились на средней группе, где Таня в основном общалась с нянечкой и воспитательницами, выполняя самоназначенную роль их помощницы. В три года Таня сочинила свой первый стих: «Почему розы? Почему розы? Закончатся грозы и станет апрель. Верь!» (это стихотворение действительно сочинено девочкой на четвертом году жизни. — Прим. авт.) В дальнейшем стихи сочинялись сначала раз в неделю, а потом и практически ежедневно. Поверить, что их сочиняет четырех-пятилетний ребенок, было почти невозможно. Откуда оно в ней берется?!
«Я молчу, как молчится,
Я кричу, когда больно.
Что случилось — случится.
Разве вам не довольно?»
— Наверное, это свыше! — говорили родителям мистически ориентированные знакомые.
Тане по-прежнему нравились всякие развивающие пособия с заданиями, она задавала много вопросов («Если одному королю стоит много памятников в разных городах, то где же живет его душа?» — это четыре года), ей нравилось читать энциклопедии, и она очень любила беседовать со взрослыми: «от них всегда узнаешь что-то новое». К детям-сверстникам девочка относилась равнодушно-снисходительно.
В пять Таниных лет воспитательницы твердо и в один голос сказали: нечего ей делать в детском саду! С детьми она все равно практически не общается, а наши программы для нее… Выбрали недалекую английскую школу: Таню ужасно тошнило в любом транспорте. Программу первого (да и второго) класса девочка знала назубок, на английском сочиняла простенькие, но милые стишки и сказала: да, в английскую школу пойду, но хочу еще французский язык изучать. Нашли учителя французского. Учитель и ученица были в восторге друг от друга.
Когда в конце года возникла тема «перепрыгнуть через класс», завуч начальных классов озабоченно сказала: «Но как же это? Девочка только привыкла к своим новым одноклассникам, подружилась с ними…» «Без проблем, переводите, — сказала Таня родителям. — Ни с кем я там не подружилась, Марью Петровну только жалко, но я буду к ней в гости ходить…»
Конечно, Таня была школьной, а потом и районной звездой. Выступала со своими стихами на конкурсах и на вечерах старшеклассников — старшеклассницы ее обожали и тискали, как большую умную куклу. В девять лет появился первый сборник стихов и большая статья про Таню в серьезной городской газете. В десять лет Таня непонятно почему рассорилась с учителем-французом (она уже прилично читала и хорошо говорила на бытовые темы) и начала учить испанский.
Был еще один перескок — через четвертый класс, сразу в пятый. Именно в это время все та же завуч сказала: «Танечка, мы тебя все очень любим, но тебе имело бы смысл перейти в школу значительно посильнее нашей, обязательно с языковым уклоном — там все детки такие, как ты, ты сможешь найти себе друзей, это очень важно…» — «Спасибо, но я не хочу, меня в автобусе тошнит, — ответила Таня. — Я тут у вас останусь».
Дальше так и шло. Таня много занималась, сочиняла стихи, усердно учила испанский язык. В седьмом классе учительница литературы предложила ей стать членом какого-нибудь литературного объединения. «Благодарю вас, но мне всегда казалось, что сочинение стихов — дело сугубо индивидуальное. Другое дело — танцевальный ансамбль или секция футбола, там, конечно, нужен именно коллектив…» — улыбнулась девочка.
В 14 лет закончила школу. Поступила в университет. Сессии сдавала хорошо, в основном на четверки. И вот…
— Мы теперь думаем: эта ее одаренность, откуда-то приходящие стихи… Что это было — дар свыше или проклятье?! — патетически вопросила мать.
Я поморщилась и недоверчиво спросила:
— Что, уж прям вот так, как гром среди ясного неба?
— Нет, пожалуй, — покачал головой отец Тани. — Последние годы дочь становилась все более замкнутой, раздражительной, грубила нам, не хотела общаться. Мы списывали на переходный возраст…
— И что делали?
— Старались оставить ее в покое, не обращать внимания на ее выходки…
— В то время как Таня отчаянно просила помощи… Друзей у нее так и не завелось?
— Ну, наверное, можно сказать, приятели… или хорошие знакомые…
— Она будет со мной говорить? Или как с тем психиатром…
— Мы очень надеемся, что да. Она читала ваши книжки.
— О, это хорошо. Повести для подростков?
— Нет, научно-популярные книги для родителей. Последние годы она увлеклась психологией и даже, можно сказать, физиологией…
Я только тяжело вздохнула.
— Что ж, давайте сюда Таню.
***
Черное платье, декадентские черные круги под глазами. Бедная девочка…
— Ты знаешь, что такое темповая ЗПР? — спросила я Таню.
— Темповая задержка психического развития у детей, — удивленно подняв брови, ответила девушка. Не такого начала разговора она ожидала. Тем лучше. На то и рассчитано.
— Причина ее?
— Может быть родовая травма. А в общем — неизвестно.
— Верно. Какая-то биохимия в мозгах, до которой ученые еще не докопались. Исход состояния?
— Сколько-то детей, наверное, становятся потом нормальными…
— Если задержка именно темповая, то 8−9 из 10 догонят сверстников. У одного-двух был не тот диагноз. Что такое кривая нормального распределения, знаешь? (рисую на листке)
— Да.
— Смотри, вот здесь — дети с темповой задержкой. А здесь, вот в этом секторе с другой стороны, — кто?
— Я? — от удачной догадки улыбка на лице (как же она ее красит!)
— Синдром ранней общей детской одаренности (не путать со специальной детской одаренностью — это вообще другое). Ты и твои собратья и сосестры по несчастью. Причина синдрома?
— Тоже биохимические нарушения при формировании нервной системы?
— Безусловно. Исход состояния?
— Восемь-девять становятся нормальными?
— Совершенно верно! Приятно иметь дело с умным человеком. Возраст выравнивания может быть разным. Чем раньше, тем лучше прогноз. Ну и от поведения родителей зависит, конечно. Если начинают с этой одаренностью носиться как с писанной торбой… Когда ты поняла, что стала нормальной?
— До конца — как в университет поступила. Все вокруг такие же, но взрослее и умнее. А догадываться начала еще в девятом-десятом классе. Стихи стали, если честно смотреть, как у всех девиц в пятнадцать-двадцать. А математика-физика у меня вообще не шла. Я по четыре часа каждый день задачи дома решала, чтобы пятерки были. Какая уж тут одаренность!
— Расстроилась?
— А вы как думаете! Я же привыкла… Хотя вот вы сейчас спросили, и я подумала: еще раньше что-то чувствовала, наверное. Я же помню, как завучиха говорит: тебе надо в сильную школу, туда, где все такие, как ты… — а я думаю: все такие, как я? Не хочу! Хочу быть единственной такой…
— Ну, это как раз закономерно. Теперь решила, что нормальной, как все, жить не сможешь, не потянешь?
— Да нет, скорее, не поняла как… Я же не умею. А спросить не у кого. Однокурсницы на меня смотрят, как на паука какого из банки, из школы друзей не осталось. Родители… вот ужасно просто почему-то раздражают…
— Переходный возраст, — вздохнула я. — У нормальных людей часто так бывает…
— Ага, поняла, это вы надо мной смеетесь.
— Ну да, смеюсь. Одинокая шестнадцатилетняя девочка пыталась свести счеты с жизнью. С трудом откачали. Оборжаться просто.
— И чего же мне теперь? В школу, что ли, обратно?
— Да нет, зачем же. Теперь тебе опять придется задачи решать, уже не по математике. Но ты, по счастью, вкалывать умеешь (а далеко не каждому бывшему одаренному так везет!), так что справишься. Смотри. Вот шкалы развития (рисую на том же листке). Интеллектуальное. Физическое. Социальное. Интеллектуальное у тебя теперь соответствует возрастной норме, это мы выяснили. Физическое?
— Вроде все в порядке.
— Ага, ставим норму. Социальное? Умение строить горизонтальные связи? Дружить? Тусоваться? Подстраиваться под других людей, понимать их? Кокетничать? Всякие межполовые вещи?
— Ставьте ноль!
— Да ладно, ноль — математическая абстракция, в живой природе не встречается. Ставим точку вот тут. Вот эту разницу, от твоей точки до вот этой шестнадцатилетней нормы, тебе и предстоит набрать.
— Да где же я наберу? Не могу же я просто прийти куда и сказать: возьмите меня тусоваться!
— Вообще-то можешь, но это, конечно, не для теперешней тебя. Самое простое: берешь в универе академку и идешь работать в откровенно молодежный коллектив, например, в «Макдоналдс»…
— Ой, там такая суета всегда, я рехнусь сразу!.. А вот у нас во дворе «Идеальная чашка», там потише… Это нормально?
— Нормально, конечно. Когда подтянешь социалку и вернешься в универ, там окажутся уже практически твои ровесники, но они — из школы, а за тебя — опыт работы, реальной жизни. Ты опять взрослее, и опять — на коне…
— Звучит разумно…
***
Таня оформила академку, но в официантки не пошла (родители воспротивились). Работала сначала помощником, а потом администратором по приему в Питере групп иностранных подростков и молодежи (ведь у нее — три языка, к которым явно реальные способности). Сначала по привычке дичилась, а потом поняла, что ее прошлое осталось в прошлом и никому неизвестно, завела много знакомств из разных стран, вернулась в университет на вечернее, продолжая работать. Что делает Таня сейчас, не знаю, но надеюсь, что у нее все хорошо.