Вьюга лютует, а мне показалось, что с варежек детских осыпался нафталин. Сколько им лет, горемычным? Пожалуй, сто, или чуть меньше. На той стороне земли, где у меня были бант и курносый нос, лучшие бабушки, пудель и карусель, школа и дом: там ведь тоже бывал мороз, под руку ведший невесту свою, метель. Оле Лукойе касался моих ресниц, зонт был цветастым и яркими были сны. Я засыпала под щебет проворных спиц, я не любила навязчивой тишины. Сколько же попусту пролито было слёз, сказано слов — и поди, забери назад…
Детские варежки — восемь цветных полос — помнят любимые руки и строгий взгляд.

Вьюга за окнами буркнет «до скорых встреч!», кошка уткнется сопелкой в мое плечо. Вот бы когда-нибудь мне научиться печь… печь пироги, так, как мама моя печет. Вот бы сказать ей тихонько: — Ты знаешь, мам, я лет с пяти понимала, что Дед Мороз вряд ли сквозь форточки шастает по домам… Я понимала, где в шутку, а где всерьёз, но без обмана невинного жизнь пресна, клёкнет, как пресное тесто в густом жару. Детство без сказки — завьюженная весна, первый подснежник, сникающий на ветру. Я не умею ни печь, ни растить цветы, но научусь, ну хотя бы под Рождество, в жизни, которую мне подарила ты — добрая фея ребячества моего.

Вьюга весне не сдаётся, метёт, кружит, крепкий характер у злыдни, зиме подстать. Каждое утро я вновь начинаю жить, с новой страницы, с нетраченного листа. В крепко прилаженный чопик вбивая гвоздь, у табурета подтягивая болты, я понимаю — беспомощно слово «врозь», если всё детство со мною был рядом ты. Пяткой босой приземлившись на саморез (мама не слышит? не слышит!), ору: «пи…сец!». Вот из меня бы к пятнадцати вырос бес, если бы в лучших друзьях не ходил отец. Всё с полуслова, а чаще совсем без слов. Ох, был характер, прикрикнешь, и жди беды… Юность почти не наставила синяков: лучше свободы не создал Господь узды, крепче отцовской не создал Господь руки — только ли в сказках бывают богатыри? Есть же, как папка — отличные мужики (жаль, всё никак не бросающие курить).

Вьюга над Прагой, наверное, не часта, чешские зимы не больно-то холодны.
Знаешь, а в детстве по-прежнему есть места, где мы с тобой не разъяты на две страны: садик с китайками, старый тенистый двор, рощица, та, за домами, у гаража… Я бы туда припустила во весь опор, но без тебя в эту память к чему бежать? Прошлое счастье не выпросишь у судьбы. Ждёт твой «Секрет» у причала — дерзай, плыви! Сестры затем и нужны, чтобы просто быть вечным хранилищем памяти и любви.