Одна затяжка шальной любви.
Горчит, наверное, крепковата,
коленки, слабые, будто вата,
и в подреберье кровит, кровит…
Эффект побочный не просчитать,
одна затяжка, но мы зависим.
Мы заметаем следы по-лисьи
от тех, кто греет для нас кровать,
от тех, кто в общем-то ни при чем,
не виноват, а порой — не в курсе.
Все дело, видимо, в этом вкусе,
горчащем, пряном. И мы назад
не отыграем, момент ушёл.
Быть вместе — больно. Расстаться — тяжко.
… показать весь текст …

Почему все мы,
ошибаясь рейсом,
постигаем суть
на конечной станции?
Снова осень выдалась —
хоть убейся,
и поди,
попробуй держать дистанцию.
Нашу пьеску
явно писал не Гоцци…
Засыпая,
имя шепчи моё —
у меня под кожей
кипит
… показать весь текст …

Что мне делать, ответь? У часов аритмия — запинаются стрелки, скрипят шестерёнки… Октябрин, две таблетки, от боли — пойми, я не сильная. Голос по-прежнему звонкий, руки — тёплые, только глаза выгорают от пожарищ рябиновых, солнца и ветра. Что же делать, скажи мне? Скитаться по краю подмосковных бордюров? Ботинки и гетры, и на плечи накидка в шотландскую клетку, без зонта в эту морось, чтоб после — ангина. И от боли опять октябрин, две таблетки (всё равно не поможет), и в чае малина, и всё правильно вроде… Всё вроде бы верно — не болит голова и давление в норме, до апреля пройдёт.
И вообще, это нервное…
Я люблю тебя, слышишь?..
В хронической форме.

Время становится ломким,
а пальцы твёрдыми:
вот я ломаю лёд,
чтобы черпать вёдрами тёмное, злое.
Вот, хлещет оно за шиворот — липкое и фальшивое.
Время всего лишь иллюзия.
Тем не менее,
хочется крикнуть времени:
«Отымей меня!
С грязью смешай…
Валяй, если хватит пороху!»
Шорохи… Только шорохи
делают жизнь звучащей,
а тени страшными.
… показать весь текст …

Она приручает то буквы, то облака, танцует на битых стёклах и на мостах.
Он так уверенно держит себя в руках, что сам уверовал в то, что он слишком стар.
Когда она наливает себе вина, отметить удачный вечер седьмого дня,
в его бокале коньяк, и он пьёт до дна, за всех, с кем вживую и мысленно изменял.
В её карманах с десяток дурацких снов, флакончики йода, две связки чужих ключей.
Он помнит её на вкус. Он на всё готов, чтоб к ночи не вспомнить три родинки на плече.
Она управляется с памятью так легко, как будто бы та не стреляет исподтишка.
Он знает, что все её шуточки в стиле «кольт» похожи на шила, запрятанные в мешках.
Она насыпает овсянки и отрубей, когда он уже намечает себе маршрут.
Она говорит: — Не люблю тебя, хоть убей.
Он ей кивает: — Взаимно.
И оба врут.