Союз Блока и Любови Менделеевой был далеко не столь счастливым. Блок считал, что любовь физическая не может сочетаться с любовью духовной, и в первую же брачную ночь попытался объяснить молодой жене, что телесная близость помешает их духовному родству…
… Стоял теплый август 1903 года, в старинной дворянской усадьбе Шахматово буйным цветом расцвели огненные настурции и пурпурные астры, как будто специально старались успеть к свадьбе Александра и Любови. Невеста была чудо как хороша в длинном белом платье со шлейфом, а жених, казалось, сошел прямо со страниц модного английского романа: белая шляпа, фрак, высокие сапоги — вылитый лорд Байрон!
Когда смолкла музыка, а за молодыми торжественно затворили дверь спальни, между ними произошел странный разговор: «Любаша, я должен сказать тебе что-то очень важное», — начал Блок, нервно расхаживая по комнате…
«Сейчас он снова признается мне в любви! Ох уж эти поэты!» — подумала Люба, опустившись на брачное ложе. — «Ты ведь знаешь, что между мужем и женой должна быть физическая близость?» — продолжал между тем новоиспеченный муж. — «Ну я об этом только немного догадываюсь», — залилась краской Люба. — «Так вот запомни раз и навсегда: у нас этой самой „близости“ не будет никогда!» — вдруг жестко обрезал Блок. От неожиданности невеста вскочила. — «Как не будет? Но почему, Сашура? Ты меня не любишь?» — «…плотские отношения не могут быть длительными!..» Молодая жена стояла ни жива ни мертва… Разве сегодня в церкви их соединили не для того, чтобы они стали единым целым и больше никогда не разлучались?! «Я все равно уйду от тебя к другим, — уверенно подытожил Блок, — И ты тоже уйдешь. Мы беззаконны и мятежны, мы свободны, как
птицы. Спокойной ночи, родная!» Блок по-братски поцеловал жену в лоб и вышел из спальни.
Когда слухи о связях жены дошли до Блока, Любовь объяснила это просто: «Я же верна моей настоящей любви, как и ты? Курс взят определенный, так что дрейф в сторону не имеет значения, не правда ли, дорогой?» И «дорогому» нечего было на это ответить. О каждом новом любовнике она честно писала Блоку, приписывая в конце: «Люблю тебя одного в целом мире».Блок все больше замыкался в себе, наблюдая, как «идеальная любовь» терпит крах. Однажды на гастролях Люба сошлась с начинающим актером. «В нем и во мне бурлила молодая кровь, — напишет она спустя много лет в своих воспоминаниях. — И начался пожар, экстаз почти до обморока, может быть, и до потери сознания…». К суровой реальности её вернула беременность. Но Блок, который в юности переболел сифилисом и не мог иметь детей, выслушал признание жены с радостью: «Пусть будет ребенок!»… Но и этого счастья Бог им не судил: мальчик скончался, прожив на свете всего восемь дней.