Представь себе — творится чепуха: действительность, конечно, неплоха, но лучше не становится с годами. Какой-нибудь поэт, влюблённый в тень, об этом пишет каждый божий день какой-то чересчур прекрасной даме. Он столько ей трагедий сочинил, что в книжной лавке дефицит чернил, в пернатой почте тоже недоборы. Когда закат особенно бордов, на пирсе близ прогулочных судов то драки затеваются, то споры. И берег портит пене кружева. Русалка — пусть хвостата, но жива — сливается с расплывшимся пейзажем, ругая корабельные винты. И пешеходы достают зонты. Немного пешеходов, прямо скажем.
Представь себе — творится волшебство. Его творец настроен боево, глядит с упрёком, выглядит усталым. Под нос бубня, а, может, и твердя, под видом очень старого Дождя повадился шататься по кварталам. О, музы, беспокоен ваш полёт. Представь себе, родная, — Дождь поёт, без дураков, без телефонной связи, без шансов на скупой аплодисмент. У времени широк ассортимент и слякоти, и сырости, и грязи. Для песен повод — только иногда. Иной фонарь считает, что звезда, пока рассвет не защекочет стены: давай-ка, просыпайся, теремок. Ты долго спал, ты ничего не смог, зато теперь и кумушки почтенны, и волки сыты — по усам сироп, и зайки обновляют гардероб — ах, кошельки изрядно похудели, пора банкирам нанести визит. Смеётся Дождь, ликует, голосит. Ведь кто-то должен петь, на самом деле (у неба главный радиоканал).
Представь себе — Дождь выдохнет финал, внезапных почитателей умаслив, проложит верный путь через туман, и наконец великий графоман напишет: выпал снег. И будет счастлив.