Временами, когда заедала тоска, он приходил в эту хижину, садился на старый скрипучий стул и, положив свою голову на щербатый стол, отдавался
пустынным мыслям. Когда тоска отпускала, он возвращался в роскошные апартаменты, где всё труднее становилось жить.
И еще труднее — притворяться в этом… Как и в том, что очень давно… Он забыл, что такое — жизнь…
В его огромном доме всё, абсолютно всё действовало ему на нервы. Даже тонкая красивая женщина, раздражала своей красотой и покорностью. Он не-
навидел шкаф, который, чувствуя это, старался забиться в угол. Ненавидел люстру, которая всегда становилась печальной, едва его взгляд останавли-
вался на ней. Ненавидел каждую вещь, отмеченную красотой, испытывая желание разбить ее вдребезги. Но он всегда себя сдерживал, ибо прекрасно понимал, что это исключительно его проблема. Какая-то странная болезнь, не дающая жить, как все.
И вот сегодня, опять переполнившись шкафами… Он пришел в свою тайную от всех обитель, положил свою голову на щербатую поверхность стола и сно-
ва о чем-то задумался. В открытое окно влетал абрикосовый ветер, сме-
шанный густо с запахом спелых звезд, наполнявший его, как парус.
Еще с раннего детства он ощущал искаженность существования и чувствовал сердцем, что есть и
другая, непохожая на эту, жизнь.
Долгие годы он потратил на поиски этой, другой… Но все было тщетно. Он так и не смог ее отыскать, хотя она всегда было где-то рядом. Вместо
нее он нашел эту комнату, со скрипучим стулом, с обшарпанным столиком и протекающим потолком.
Еще — открытым окном, в который влетал абрикосовый ветер, смешанный с запахом спелых звезд.
А сегодня залетела бабочка… Удивительно синяя. Покружившись по комнате, она зависла на миг над столом и опустилась на самый край. Он долго и
зачарованно смотрел на нее, а потом рассмеялся безумным смехом, ибо понял в этот момент… Понял отчетливо ясно… Что это и есть та самая… Совершенно другая жизнь… Которую тщетно искал, но которую нельзя найти, оставаясь в границах сознания.
Непроходимых границах, пока ты еще человек…
Он покинул комнату и вернулся к себе, где первым же делом подойдя к ожидавшей его тростиночке, сказал ей спокойным голосом:
— Я ухожу!
— Куда? — испугалась она.
— Далеко! — ответил он коротко и поднялся в свой кабинет.
Там, не мешкая, достал «беретту»… Передернул затвор… И очень легко…
Переместился в бабочку.