Наверно, есть последний шанс — всё устаканится (когда-то). Звучит осенняя кантата. По небу едет дилижанс. Услышав грохот или скрип, теряют барышни перчатки. Спешит по вычурной брусчатке колдун, забывший про Магриб, — в ломбард закладывать чалму. Бледнеет здание пассажа, но в целом красочность пейзажа приятна сердцу и уму.
Зато у ведьмы — чудеса, бедлам которую неделю. Глаза б на это не глядели. Метла отправилась в леса. Дурак воистину болван, чердак особенно коварен. В окне маячит нос Варварин и злой разбойник Варраван. Теряет логику тропа. Над самобытностью извилин грустит один ушастый филин. Опять притихли черепа. В подобном царствии невзгод нетрудно впасть в пучину скорби, но — хвост трубой, спины не горби — приходит к ведьме старый кот: насколько явно бытие? Жива ещё, моя царица? Чуфырь-чуфырь, как говорится, — и вам, и зятю, и сватье. Причины ранних холодов, магнитных бурь и прочей дряни — Серьезным Рыбам в окияне не демонстрируют котов.
Верните рыбам красоту, возьмите главное в работу. Известно Северному флоту, понятно Южному Кресту — к очарованию влечёт любой подвид и подсистему. Кораллы, кажется, не в тему. Русалки в тему, но не в счёт. Поскольку жизнь твоя тиха и артефактами богата, давай мне, ведьма, навигатор, не доводящий до греха, понятный разному ежу. Земля же тоже круглой формы. Поправ общественные нормы, себя я рыбам покажу.
Наверно, есть первейший прок. Изнанка вечности неброска. По небу катится повозка — в неё впряжён единорог. Над ней летит болотный сыч. И весть какая-то. Благая. И рыбы смотрят, не мигая. И всё наладится, не хнычь.