ВЕТЕР (Из книги «ВЕТЕР»)
Впервые он увидел ее на улице, в самом начале
осени. Она проплывала мимо, выстукивая каблуч-
ками, что для него всегда было лучшей музыкой в
мире, со вздернутой вверх головкой и фигуркой,
похожей на луч, лишь мгновенье назад воплотив-
шийся в женщину. Ее можно было назвать краси-
вой, но что значит это бесконечно уставшее слово…
В мире, где так много красивых созданий. От нее
исходило нечто… Какие-то очень родные флюиды,
обволакивающие его сознание.
«Она — моя. Моя от рождения… С колыбели…», —
думал он в трансе, пока женщина, благополучно ми-
новав летящих навстречу прохожих, не раствори-
лась в гудящей толпе.
Она исчезала, а он даже не шевельнулся, охва-
ченный каким-то ступором.
Несколько дней он пребывал в размагниченном
состоянии, временами проклиная себя за медли-
тельность, но потом постепенно уравновесился и
вернулся к обычной жизни.
Прошло два года и как-то вечером к нему радост-
но вломился Серж (его лучший, собственно, единст-
венный друг, когда-то спасший его от смерти) с со-
общением о своей женитьбе. Эту весть он воспри-
нял уныло, как и любую подобную весть, никогда
не понимая, зачем молодым и сильным привязы-
вать себя к одной.
— Я никогда не встречал такой женщины, — объя-
вил ему Серж в конце, а с учетом того, что у него
был немалый опыт, сказанное вызывало доверие.
— И когда ваша свадьба? — спросил он его, нако-
нец-то поднявшись с дивана, с которого все это слу-
шал.
— В эту субботу. Я надеюсь ты будешь? — вопрос
был задан слегка настороженно, ибо его отношение
к свадьбам было известно всем и еще не было слу-
чая, чтобы он побывал хотя бы на одной из них.
— Буду! — коротко ответил он, потому что видел,
как счастлив Серж, и просто не мог ему отказать.
— Вот и прекрасно! — расслабился последний, пос-
ле чего очень скоро улетел к своей ненаглядной.
В субботу, настроив себя на скучнейший вечер, он
отправился на это великое действо, именуемое че-
ловечеством свадьбой.
Как только он появился, Серж, сильно обрадо-
вавшись, повел знакомить его со своей невестой. И
невестой… Оказалась она! В белых одеждах, со все
так же вздернутой вверх головкой, она предстала
пред ним в своем трагическом великолепии. И сно-
ва, как два года назад, он почувствовал признаки
транса, из которого, правда, вышел почти стреми-
тельно. Но острая боль от снова «найденного» и те-
перь потерянного навсегда, пронзила его насквозь.
Он был мужчиной и жена друга не могла сущест-
вовать для него, как женщина. Эта высокогорная
традиция текла в его жилах тысячелетиями, пото-
му он и понимал с такой щемящей тоской и болью,
что ее уже нет для него.
«Почему? Почему именно она — его женщина с ко
лыбели — оказалась единственной, к которой он ни-
когда не сможет прикоснуться… Почему?» — думал
он с тихой злобой, поднимаясь в зал и усаживаясь
рядом с какой-то мордашкой, оказавшейся доволь-
но милой. В самом разгаре свадьбы после много-
численных «горько», каждое из которых отдава-
лось молотом в его сознании, он в приступе холод-
ной злобы переключился на «мордашку», которая
всё это время только и делала, что пыталась его
соблазнить. После нескольких фраз они оказались в
просторной «спецкомнате» ресторации, где в одной
из кабин он, по существу, ее изнасиловал, загоняя
свое долото с такой злобой и яростью, как будто хо-
тел ее уничтожить.
В действительности он просто очень хотел уни-
чтожить мир, в котором всё и вся расставлено не по
своим местам.
Когда всё закончилось, несмотря на старания
«мордашки» (которой очень понравился такой жес-
токий способ любви) закрепить их случайную связь,
он быстро от нее отделался и тот час покинул свадь-
бу.
Дома он долго сидел у окна, созерцая ночное не-
бо и почти ни о чем не думал, в состоянии зависа-
ния над темной бездной. В кресле он и заснул, а ут-
ром, проснувшись и вспомнив вчерашнее, подошел
к зеркалу и, оскалившись волчьей улыбкой, сказал
себе железным голосом:
«Всё! Забудь! Этой женщины нет, потому что ее
быть не может вообще. Да и нет такой женщины,
из-за которой ты утратишь право называться муж-
чиной. Нет и никогда не будет. Все!!!»
И он забыл, почти забыл, ибо была в нем боль-
шая сила, подавляющая все живое, в том числе и
самого себя.
Жизнь снова потекла чередом, он никогда не хо-
дил к Сержу, который, ничего не понимая, всё боль-
ше и больше демонстрировал свою обиду. Через год
у них был юбилей, на который он был приглашен в
самой настойчивой форме. Он решил не идти, но в
последний момент что-то опять всколыхнулось и
возникло непреодолимое желание увидеть ее, ус
лышать ее, ощутить ее…
Впервые в жизни он почувствовал страх, когда
всё же решился отправиться к ним, на этот их юби-
лей.
Снова увидев ее, он испытал всё то, что испыты-
вал раньше при встрече с ней. И еще раз понял, что
она — его… С колыбели.
После того, как приглашенные испарились, они
сидели втроем за низким журнальным столиком,
пили масандру и говорили о чем попало. Собствен-
но, всё больше говорил Серж, явно довольный тем,
что он наконец посетил их дом. Он говорил очень
много и по большей части не в тему, из-за большого
количества выпитого и неспособности себя контро-
лировать. Она же молча сидела напротив него, с
немного усталым и явно скучающим видом.
«А ведь она его не любит. И, скорее всего, никог-
да не любила» — подумал он со внезапно нахлынув-
шей радостью, которую тут же сменила горечь. И
впервые за весь вечер он посмотрел ей прямо в гла
за своим насквозь пробивающим взглядом.
Она ответила таким же выстрелом, в котором он
ясно увидел вызов. Их взгляды стали похожи на
птиц, скрестившихся на лету, и все это продол-
жалось достаточно долго… Так долго, что даже пло-
хо контролирующий ситуацию Серж остановил
свой бессмысленный щебет и спросил с удивлен-
ным видом:
— Что это с вами?
— Ничего! — ответил он резко и, поднявшись с
кресла, покинул их дом.
С этого дня он стал часто к ним приходить, хотя
каждый раз давал себе твердый зарок, что это в
последний раз. И каждый раз их взгляды встре-
чались как птицы, которым жить можно только в
небе, в вечном полете, лишенном земного приста-
нища.
Они любили друг друга и знали об этом. Только
Серж ничего не видел, потому что их птицы научи-
лись встречаться в небе, неведомо для остальных.
«Чем это кончится?» — спрашивал он себя и не на-
ходил ответа.
Никогда он не был так счастлив и так несчастлив
одновременно. Он был слишком мужчиной, чтобы
довольствоваться только небом, и слишком мужчи-
ной, чтобы нарушить табу, данное ему от рожде-
ния. И однажды он сделал то, после чего это мучи-
тельное балансирование стало уже невозможным. В
тот момент, когда Серж, неожиданно их покинул
из-за каких-то срочно возникших дел, он прибли-
зился к ней и, резко обняв, прижал ее губы к своим,
вдыхая аромат всех этих лет без нее… И с ней.
Он целовал ее как помешанный, в губы, глаза, во-
лосы… И она отвечала ему такими же безумными
ласками…
— Забери меня с собой! — сказала она в наступив-
шей паузе. — Забери, любимый, ведь впереди у нас
целая жизнь и как нам прожить ее друг без друга.
Забудь о том, что он твой друг, я никогда его не лю-
била, и ты ничего у него не отнимешь…
— Не могу, любимая… Не могу… Дело не в нем, а во
мне…
— Ты не мужчина! — бросила она в сердцах и, от-
странившись от него, отошла в угол комнаты, где с
отрешенным лицом прислонилась спиной к стене.
Ничего не говоря, он вышел из комнаты и поки-
нул их дом.
В последующие несколько дней он на огромной
скорости ликвидировал все дела, твердо решив, как
можно быстрее уехать из этого города.
И снова в осенний вечер он стоял с небольшим
рюкзаком (которого вполне хватало для жизни
странника) на Курском вокзале в ожидании пер-
вого поезда дальнего следования.
Ему было без разницы, куда уезжать, лишь бы
куда подальше. Через час он оказался в поезде,
следовавшим в Новосибирск. Билет, а точнее место,
он приобрел у Марины — проводницы вагона, пока-
завшейся ему самой милой из девочек, обслужи-
вающих этот состав. Он не собирался трястись в ва-
гоне, где у него под носом мелькало бы нечто, вы-
зывающее раздражение. Марина — бойкая смазли-
вая девица — предоставила ему свое запасное купе,
явно очарованная, как им самим, так и теми нес-
колькими фразами, которыми он сразу поразил ее
сознание «дальнего следования».
«Интересно, — думал он, располагаясь в предо-
ставленном ему „купейчике“, — какие слова она
произносит после».
Все три дня пока состав громыхал по рельсам,
едва пассажиры отходили ко сну и в вагоне ста-
новилось тихо, Марина приходила к нему и они
исправно и долго измывались над словом «лю-
бовь».
— Зачем тебе в Новосибирск? — в первую же ночь
поинтересовалась она, живущая в этом городе.
— Не в Новосибирск я еду, милая, — ответил он ей с
улыбкой. — А из Москвы я уезжаю, милая… Милая,
милая, милая…
В Новосибирске он остановился у Марины на два
дня, после которых ей опять предстояла поездка в
эту, ставшей проклятой для него Москву. Два дня
он блуждал по городу, пытаясь поймать его ритм,
после чего однозначно решил, что этот город не
для него.
Вечером второго дня, вернувшись к Марине, он
сообщил ей, что уезжает, чем явно ее опечалил, ко-
торая, судя по многим признакам, возымела на него
самые серьезные виды.
Через несколько часов он уже ехал в поезде в да-
лекую Воркуту. Снова в «купейчике», предложен-
ном ему Татьяной, тоже смазливой, разбитной ба-
бенкой, с которой так же мило поладил и все ночи
громыхания по рельсам так же активно убивал
«любовь».
Воркута произвела на него еще более худшее
впечатление, нежели Новосибирск. Уже на перроне
ему не понравились тумбы, расположенные у входа
на вокзал, а надпись с названием города, исполнен-
ная яркими красками, вызвала в нем отвращение.
В самом городе, где он остановился в гостинице,
ибо Татьяна была замужем, его с первой минуты
стало раздражать всё. От каменных лиц озабочен-
ных чем-то прохожих, до перекошенных строений,
по существу, составляющих этот город. А длинный
желтый фонарь, расположенный под окном его но-
мера, который то зажигался, то гас, вызывал жела-
ние его уничтожить.
«Городишко явно не тот» — решил он в первый
же вечер, и уже на следующий день катился в тре-
тьем по счету поезде, где все повторялось с удиви-
тельной точностью, не считая отдельных нюансов,
вносящих некое разнообразие.
В городе, который он прибыл, он даже не стал
останавливаться на ночь, в считанные минуты оп-
ределив его полную непригодность. То же самое
произошло и в четвертом, и пятом, и шестом насе-
ленном пункте, пока не добравшись до одного из
самых далеких городов России, он не осознал при-
чины, мешающей остановиться. В этом старинном
холодном городе, сидя на обшарпанной лавке вок-
зала, он ясно понял, что уже никогда не сможет
жить «неподвижно», не сможет начать сначала… Он
понял, что само слово «дом» вызывает в нем боль и
тоску, и чтобы выжить, ему надо держаться далеко-
далеко от этого очень простого слова. И далеко-да-
леко от прошлого.
«Этот шар стал мал для меня… И мне остается
одно — ехать», — сказал он себе на этом, седьмом по
счету вокзале и, не вступая в город, отправился
дальше.
С этого дня он стал жить в поездах, где всегда
находились подходящие девочки — Марины, Татья-
ны, Наташи… С которыми он очень легко договари-
вался, в силу врожденной способности нравиться
женщинам и умению их подчинять. Он останавли-
вался у них на ночь или на несколько часов, чтобы
только привести себя в порядок и следовать даль-
ше. Случались и казусы, когда ему приходилось по-
купать билет и коротать свои ночи в одиночестве,
но это случалось редко и придавало особое разно
образие его бесконечному странствию.
Постепенно он научился многому и самому глав-
ному — не думать о ней. А свою новую жизнь, такую
далекую от той другой, уже прожитой, он воспри-
нимал совершенно спокойно, находя в ней ту пре-
лесть, о которой никогда не ведал ранее и которой
лишено едва ли не всё человечество. Ему даже ка-
залось, что всё, что подсознательно он так тщетно
искал всю жизнь, он нашел в этих обшарпанных от
времени вагончиках, в этом следовании в никуда, в
этой жизни ради нее самой. Будущее ему представ-
лялось нелепым смешным животным и всегда вы-
зывало только улыбку. Утратив всё, он обрел покой
и способность жить настоящим. И никогда себя не
жалел, даже мысли такой у него не проскальзыва-
ло, напротив, чем дальше, тем больше, он жалел
других, умирающих ежесекундно в своих отго-
роженных от мира домах…
Он был счастлив и, в отличие от многих счаст-
ливых, понимал это очень ясно…
Между пунктом, А и пунктом Б катится поезд на-
встречу горящим вдали городам. В маленьком за-
кутке одного из вагонов лежит человек и считает
огни за окном, летящие на огромной скорости. Успе-
вать за огнями — стало одной из его забав, которых
со временем набралось так много, что не хватало
времени для исполнения всех желаний.
В глазах человека — птицы, летящие к звездам. На
сердце — покой, окрашенный стуком колес. А в па-
мяти — дождь за окном бесконечной комнаты.
Он живет в поездах…
Как ветер.