Роясь намедни в ментальном старье,
Припоминая своё житие,
Вдруг ощутив неприятный приход,
Я обнаружил непрожитый год.

Это любого обеспокоит:
То есть с такого-то и по такое-то, —
Только представьте моё состояние, —
Что там беспамятство! Просто зияние.

Помню, что утром шёл на работу
И предвкушал наступленье субботы.
После провал, протяжённость пустая, —
Снова иду, о субботе мечтая.
… показать весь текст …

Я со своею раскладушкой
И с верной надувной подушкой.
Вот этот угол — вам не жалко?
Устрою здесь себе лежанку.

Не бойтесь, не побеспокою,
Живу воздушно и легко я.
Присутствие моё заметить
Способны лишь коты и дети,

И то едва. А вы — куда вам,
С моим-то безупречным нравом
И неприметностью врождённой,
Для вас и вовсе отчуждённый,
… показать весь текст …

Т.н. «прогресс» в Европе начался с изменения отношения к ссудному проценту. Средневековое христианство (как и современный ислам) относилось к ростовщичеству, как к преступлению. Не сказать, что его вовсе не было, но всё же оно ну никак не поощрялось.

А как весёлые кальвинисты объявили обогащение «богоугодным делом», какие там «окна Овертона»! Полетели клочки по закоулочкам.

Это же прелесть: для того, чтобы «начался прогресс», следует отменить какой-то бытовавший тысячелетиями моральный запрет, декриминализировать преступление, — и люди, освободившиеся от моральной ответственности, радуются, как дети и увлечённо шкурничают.

Ссудный процент перестаёт работать. Потому мы и живём в эпоху крушения большинства моральных запретов. Гешефтмахеры ликуют.