Город рос.
Город расширялся, приближаясь семимильными шагами, неумолимо наступая на близлежащие деревеньки. Одна за другой они уходили в небытие, сменяясь новыми, сверкающими свежим стеклом и бетоном микрорайонами.
Деревня, с красивым названием — «Белый Лог», держалась до последнего, дольше всех. Но и она постепенно уступала и сдавала, одну за другой свои позиции, наступающему мегаполису. В конце концов, от огромной, на тысячу дворов деревни, осталась лишь одна улица, окружённая со всех сторон исполинами многоэтажками. Да и то сказать улица: три дома всего осталось, три последних дома, что остались держаться до последнего.
—  Скоро и наш черёд придёт, — скрипуче говорил старый ветхий, ушедший в землю по самые окна, деревянный домишко. —  Старайся не старайся, а всё едино — конец.
- Ну не знаю, как вас, а меня точно не тронут, — отвечал высокий, в два этажа, построенный под старинный замок, красавчик особнячок. — Я — произведения искусства! Да и человек мой обещал вернуться!
—  Ага! Как же, вернётся! Жди! — скрипуче рассмеялся «Старикан». — Уже лет пятнадцать, как возвращается и всё никак не вернётся.
— Вернётся! Я точно знаю! — говорил «Красавчик», — Таких, как я не бросают!
— Таких как ты, у него по два штуки в каждом городе, по всей стране. Нужен ты ему.
— Неправда! — стуча оторвавшимся листом железа на крыше, кричал «Красавчик». — Я нужен ему! Нужен! И он вернётся!
— Ладно-ладно, — примирительно говорил «Старикан». — Вернётся, Ты только жди.
И помолчав некоторое время, он вздохнул и продолжил:
—  Хотя навряд ли. Бандит он был. Бандит! Теперь он или в тюрьме, или в земле. Не до тебя ему.
— Твой тоже был не из самых честных! Сам говорил, что его в 37-м арестовали, — воскликнул «Красавчик».
— Э-э-э! Ты не сравнивай! Арестовали, да потом отпустили.
«Старикан» замолчал, он очень хорошо помнил своего Хозяина — однорукого ветерана Гражданской войны. Лично знавшего Будённого, поэтому и позволявшего себе много лишнего в своих речах. Много таких разговоров слышал «Старикан», очень много. Вот после одной из таких речей, Хозяина и забрали: приехал черный автомобиль, вышли серьёзные люди и увезли хозяина неведомо куда. Соседи судачили:
— Враг народа.
— Английский шпион.
А потом пошли разговоры, что мол оправдали Хозяина, возвращается. Ждали. И «Старикан» ждал. Да так и не дождался. То ли прижился где на новом месте, то ли сгинул где-то на просторах бескрайней страны.
«Старикан» грустно вздохнул и продолжил:
— Отпустить, то отпустили. Да он, видишь — не вернулся. Как и твой.
«Красавчик» всхлипнул. В памяти его всплывали картины — одна краше другой: множество машин, дымки от мангалов, ароматный запах жарящихся шашлыков, женский смех, и непременные вечерние фейерверки. И конечно, Хозяин — огромного роста, широкоплечий короткостриженый мужчина, с густо покрытыми татуировками руками.
Три месяца продолжался этот праздник жизни. А потом — опять много машин, но на этот раз с мигалками, хмурые люди в милицейской форме, сургучные печати на дверях, и тишина, такая непривычная, звенящая тишина. И одиночество ожидания…
—  Понастроят домов, жизнь дадут, а сами не живут — бросают, — продолжал ворчать «Старикан». — Вот если у человека дома нет — его бездомным кличут. А если у дома нету человека? Это как? Эй, Агроном, — он обратился к третьему обитателю улицы, добротному деревянному дому на высоком каменном фундаменте, с большими окнами в резных наличниках, и с крытой листовым железом крышей.
— А? — очнувшись спросил Дом. — Что что вы сказали? Простите я не расслышал.
— Я говорю: человек без дома — бездомный, — проскрипел «Старикан». — А дом без человека? Как будет по-научному?
— Наверное — бесчеловечный, — неуверенно прошелестел Дом. — Я не знаю точно.
— Вот! — торжествующе воскликнул «Старикан». И произнёс по слогам. — БЕС — ЧЕ — ЛО — ВЕЧ — НЫЙ! Что и требовалось доказать! Не люди это — те кто дома бросают. Не люди!
Старый дом ещё, что-то продолжал говорить, Красавчик-особняк изредка всхлипывал, но Дом Агронома их не слышал — он вспоминал…
***
Скрип двери, голоса и осторожные шаги мягких лапок — кошка.
Рыжая кошка, в белых носочках, осторожно ступая по свежим половицам, обошла и обнюхала всё вокруг. Наконец, удостоверившись, что всё в порядке, устроилась прямо посреди комнаты на полу, в прямоугольнике солнечного света, льющегося через оконную раму, и стала умываться. Дом неслышно вздохнул. Кошка на миг замерла, муркнула, что-то, и вернулась к прерванному занятию.
Оглянувшись вокруг, Дом увидел себя в большом дворе, усаженном молодыми деревцами, усыпанными множеством бело-розовых цветов. Неподалёку стоял колодец с «журавлём». От калитки, к крыльцу шла дорожка, посыпанная белым речным песком.
С этого момента Дом начал Жить. Ведь именно кошки, первыми входя в новое жилище, дают ему Жизнь.
Следом за кошкой, ступая нетвёрдыми маленькими ножками, в Дом зашёл двухлетний карапуз. Он быстро просеменил вперед, не удержался и шлёпнулся рядом с кошкой. Но малыш не заплакал, подполз на четвереньках к пушистому зверьку и обхватил её маленькими ручонками. Кошка не сопротивлялась. Немного повозившись в объятиях ребенка, она принялась мурчать и вылизывать его головку, покрытую шелковистыми волосиками. Малыш зажмурился от удовольствия и радостно засмеялся.
От дверей тоже раздался смех. На пороге стояли двое: высокий мужчина с копной иссиня-чёрных волос и худенькая маленькая женщина со смешливыми глазами и толстой русой косой.
— Ну вот мы и дома, Зинаида, — сказал мужчина. Женщина ничего не ответила, улыбнулась и лишь покрепче прижалась к мужу.
***
Когда Агроном переехал в «Белый Лог», он несколько лет снимал угол у соседа. И строил Дом, собственный Дом. Строить начал его сразу-же.
Тяжело было — еле концы с концами сводил. На предложения председателя въехать в пустующие, отвечал неизменным отказом. Он строил Дом — свой Дом.
Даже когда арестовали соседа, у которого Агроном ютился, и дом хотели отдать ему, он ответил категорическим: «Нет!». Агроном очень хорошо относился к однорукому человеку, несмотря на разность взглядов и частенькие, временами чуть ли не до драки, споры, которые начинались неизменными словами соседа:
— Вот скажи, Агроном, как будет по научному.
И кроме того: Агроном строил Дом.
Однажды он повстречал хохотушку Зиночку — выпускницу педтехникума. Они расписались. Через год родился малыш.
А Агроном, все строил Дом. Жилище. Очаг. Оплот тепла, уюта и спокойствия. Строил вкладывая в него всю свою Душу, всю свою Любовь. И Дом, впоследствии названный — «Дом Агронома», отвечал ему тем же.
Три счастливых года прожила семья Агронома в Доме. Все бывало за это время: и радости, и печали, и ссоры, и примирения. Дом радовался и печалился вместе со всеми.
Три года… Три…
А потом Хозяин уехал… на войну.
Через два месяца у Зинаиды родились близнецы — мальчик и девочка.
А ещё через два, пришла похоронка…
Зинаида осталась одна, с тремя детьми на руках.
Тяжело было во время войны, да и после было несладко, но Зинаида — эта маленькая женщина, с в один день поседевшей косой, не опускала рук, и делала всё, чтобы семья и дом были в полном порядке.
Дом старался отвечать ей тем же: сколько мог долго держал тепло в лютые зимние морозы, не пускал грызунов и прочую мелкую нечисть, убаюкивал малышей мерным потрескиванием и поскрипыванием половиц.
Как тяжело не было Зинаиде, но нового хозяина, она в Дом так и не привела: не могла забыть своего Агронома. Да и Дом не принял бы его: ведь он был «Дом Агронома».
Дети подросли, Зинаиде стало полегче.
Потом дети повзрослели и разъехались, кто куда. Лишь изредка навещая свою престарелую мать. Дом всегда радовался этим приездам: сиял широкими окнами, благоухал свежестью новой древесины, словно только-только вышел из лесопилки.
Со временем, такие приезды становились всё реже и реже, всё короче и короче. А маленькая седая женщина, чтобы не делала во дворе или по дому, нет-нет да и оглядывалась на дорогу: не едет ли кто.
А потом Зинаида, как-то днём прилегла отдохнуть. Днём! Чего раньше никогда не бывало. Прилегла и больше не поднялась.
Вот тогда все и приехали, все собрались: дети, внуки. Плакали, вспоминали. И дом плакал вместе со всеми.
А потом разъехались. Закрыли наглухо ставни, и разъехались… Навсегда…
А дом ждал. Держал себя в порядке: всё так же не допускал грызунов и прочую мелкую нечисть. Лишь кошка, не та кошка, что когда-то вдохнула в него Жизнь, а её пра-пра-пра-пра… внучка, три раза в год, как по графику, приносила под крыльцом котят.
А дом ждал. Ждал и надеялся.
Надеялся, как и все дома в «Белом Логе». Как надеялся и ждал даже ворчливый «Старикан».
Дома ждали, что в один чудесный день приедут Хозяева. Привезут свои семьи и будут жить…
И будет Жизнь…
* **
Где-то за час до рассвета, кошка стала уносить котят: брала их зубами за загривок, и по одному куда-то уволакивала. Перед тем, как забрать последнего, она остановилась, посмотрела на дом жёлтыми глазами, потёрлась бочком о нижнюю ступеньку крыльца, что-то жалобным мяукнула и, подхватив последнего котёнка, ушла.
Дом всё понял. Скрипнул на прощание открытой ставнею и затих.
А потом пришли люди в синих спецовках и оранжевых касках. Что-то осмотрели, измерили, обсудили и ушли.
За ними пришли бульдозеры…
***
Дом очнулся, и первое, что он услышал — это был скрип двери, и осторожные шаги мягких лапок — кошка! Рыжая кошка, в белых носочках, осторожно ступая по половицам обошла и обнюхала всё вокруг. Наконец, удостоверившись, что всё в порядке устроилась прямо посреди комнаты на полу, в прямоугольном пятне солнечного света, льющегося через оконную раму, и стала умываться. Дом тихонько вздохнул. Кошка на миг замерла, муркнула, что-то и вернулась к прерванному занятию.
Оглянувшись вокруг, Дом увидел себя в большом дворе, усаженным деревьями, усыпанными множеством бело-розовых цветов.
«Странно, — подумал Дом. — Цвет, как в мае, а сейчас — октябрь».
Неподалёку стоял колодец с «журавлём». От калитки к крыльцу шла дорожка, посыпанная белым речным песком. За забором, на сколько хватало глаз, были видны белые-белые, пушистые облака. И было тихо-тихо.
Прямо по облакам, освещенные солнечным светом, навстречу друг другу шли двое: высокий мужчина, с копной иссиня-чёрных волос и маленькая седая женщина.
Нет!
И худенькая невысокая женщина со смешливыми глазами и толстой русой косой.
Приблизившись, они взялись за руки, и долго смотрели друг другу в глаза. Потом, не разжимая рук, не спеша направились к Дому.
Дом замер. Дом ждал.
—  Ну вот мы и дома, Зинаида, — сказал мужчина. Женщина ничего не ответила, улыбнулась, и лишь покрепче прижалась к мужу.