Алексей
Дома Ваню уже ждал отец. Прямо в прихожей он обнял сына и сказал:
— Я всё знаю, мне позвонил Борис Ефимович. Пойдём. У нас есть полчаса.
Усадил его в кресло в гостиной:
— Рассказывай.
И Ваня всё рассказал. Всё с самого начала. О злополучном сочинении, слезах Наташки, синяках на её руках, её рассказе об отношении родителей, рассказал, как он провёл Наташу домой. Рассказал, как весь следующий день пытался её найти. Рассказал о разговоре в школьном коридоре.
На протяжении его рассказа, Валя смотрела на брата широко открытыми глазами. Мама несколько раз вздыхала и шёпотом говорила:
— Какой кошмар!
Отец слушал молча. Лишь хмурил брови и изредка потирал переносицу. Выслушав он ничего не успел сказать — в дверь позвонили.
— Это её родители и участковый, — сказал папа и пошёл открывать.
На пороге стояли, всё тот же милиционер, гороподобный Наташин отец и маленькая женщина с заплаканными глазами: Наташина мама.
— Где он? — раздался громоподобный голос. — Дайте мне сюда этого ублюдка и я его разорву.
— Выбирайте выражения, когда говорите о моём сыне, — тихо сказал Алексей. — Иван может спокойно побеседовать с представителем власти в присутствии моей жены. А я хотел бы побеседовать с вами и вашей супругой.
Он провёл Наташиных родителей в кухню, усадил их на табуреты, сам устроился рядом и несколько минут слушал, как Наташин отец, бегая по комнате и натыкаясь на мебель, ругался, кричал и высказывал, что, по его мнению, нужно делать с малолетними преступниками.
Алексей слушал его не перебивая.
— Пороть! Пороть! И ещё раз пороть! — выдохнул Игорь и в изнеможении опустился на табурет.
— Вы всё сказали, что хотели? — спокойным голосом спросил Алексей. -и не дожидаясь ответа, продолжил. — А теперь, уважаемые, послушайте меня. Сейчас я разговариваю с вами не, как отец Вани, а как официальное лицо — представитель социальной службы. Будем считать, что мне поступил сигнал о жестоком обращении с ребёнком. Да-да с вашим ребёнком. О вашем жестоком обращении с вашим ребёнком. Спокойно!
Он поднял руку, предупреждая попытку Наташиного отца, что-то сказать.
— Я повторюсь: сейчас вы говорите с представителем власти, и всё что вы скажете будет зафиксировано. Ситуация очень плохая. Очень. Вы взрослые самодостаточные люди. Имеете образование, работаете, скорее всего пользуетесь каким-то уважением и авторитетом среди коллег.
Он окинул взглядом притихших мужчину и женщину, на которых подействовали его уверенный тон и спокойный голос.
— Но то, что, по некоторым данным, вы вытворяете со своей дочерью, переходит все границы. То, что Наталья сейчас не с вами — полностью ваша вина. Своим отношением к ней, своими немотивированными наказаниями, вы теряете ребёнка, если уже не потеряли, — он помолчал. — Не потеряли её навсегда.
Наташина мама вскрикнула, а Игорь до хруста сжал кулаки.
— Я не хочу вас пугать, но даже в нашем городе, даже в нашей достаточно спокойной стране, с маленькой девочкой может произойти всё что угодно. Поэтому будьте готовы ко всему. Будем конечно надеяться на лучшее, на то что всё будет хорошо.
Алексей помолчал.
— И хочу предупредить вас ещё об одном: когда Наташа найдётся, я буду очень внимательно следить за вашей семьёй. И если, не дай Бог, я узнаю, что вы её каким-то образом обижаете — вас лишат родительских прав, а девочку заберут детский дом. Вам это понятно?
— Вы не сделаете этого! — воскликнула Наташина мама. — Вы не посмеете!
— Посмею. Ещё как посмею. Будьте уверены. За мной Закон, а Закон чётко и недвусмысленно говорит, что в нашей стране, совершать жестокость по отношению к детям — запрещено. Я надеюсь вы меня услышали.
— Её найдут? — тихо спросил Наташин отец.
— Найдут! Обязательно найдут! Я уверен в этом. Сейчас работает милиция, работаем мы — соцслужба. Во направлениях ведутся поиски. И мы её непременно найдём.
Когда за гостями закрылась дверь, Алексей некоторое время стоял у кухонного окна и смотрел, как чета Герасименко усаживается в свой шикарный Mercedes, как включаются фары, как светят сквозь пелену снега. Проводив глазами отъезжающую машину, он вздохнул и направился к телефону.