Тот, кто увидит здесь сарказм – неправ. Тот, кто увидит здесь ксенофобию – неправ совсем. Тот, кто увидит здесь пропаганду, чего-либо – неправ абсолютно. Тот, кто увидит здесь лицемерие – неправ трижды.
16
Я нёс её на руках от самой машины. Худенькое маленькое, детское тельце прижималось ко мне, тонкие ручонки обвивали мою шею.
Я шёл медленно. Оленька тяжело дышала у меня на руках.
Я шёл и тихонько приговаривал:
— Всё хорошо, маленькая. Всё хорошо, мышонок. Всё будет хорошо.
Михалыч, опережая нас, бросился открывать калитку, и замер. А когда мы подошли ближе он стянул с головы свою помятую кепку и по щекам его, покрытых седой щетиной, потекли слёзы.
Мы шли по двору.
Гравий скрипел под моими ногами. Цветы высаженные вдоль дорожки, встречали нас разноцветьем и фейерверком красок.
Я шёл, и нёс свою дорогую ношу.
Навстречу нам выбежала Екатерина Владимировна, увидев нас застыла на месте прижав руки ко рту:
— Юрий Алексеевич, что же ты такое? Что это будет?
— Всё будет хорошо, — сказал я. — Идите к детям. Хотя постойте.
Я на миг остановился, достал из кармана бумажник и протянул ей:
— Вот возьмите. И сегодня же, купите то платье Снежной принцессы. Я хочу чтобы она была красивая. Самая красивая.
Я шёл по двору, а на руках у меня умирал ребенок.
Из окон второго этажа на нас смотрели дети. Наши старожилы: Ксюша и Юля, одной — четыре, второй — пять, попрыгушки-поскакушки, непоседы и задиры — даже мальчишки от них иногда получали; два друга не разлей вода — Алёша и Серёжа; Мишка, местный пухляш, бутуз и выдумщик. Новенькие, недавно прибывшие в наш детский дом: Маша и Катя, Слава и Вовчик — все с тяжелой судьбой.
Я поднялся к себе в комнату, положил Олюшку на кровать, укрыл одеялом. Она открыла глаза и тихо-тихо, так, что я едва расслышал, сказала:
— Ты ведь не уйдёшь, правда? Ты побудешь со мной?
— Конечно, малышка. Я буду рядом. Я всегда буду рядом, — глядя на неё ответил я.
Олюшка взяла меня за руку, и тут же заснула. А я так и сидел, боясь пошевелиться, прислушиваясь к её неровному хриплому дыханию. А за окном алел закат: огромное красное солнце садилось где-то за лесом. Наступала ночь. Я сидел и смотрел то на закат, то на неё, и не заметил как уснул сам.
***
А на чердаке, вокруг большой жёлтой стеариновой свечи, собрались Сущики. Они молча сидели и смотрели на неверное пламя свечи, которое трепетало от лёгкого сквознячка.
Наконец один из них поднёс свои коротенькие лапки к оранжевой грудке и через мгновение, в них появился сияющий ярко-изумрудный огненный шар. Маленькое существо в виде дракончика с перламутровыми крылышками направило шарик в сторону свечи и произнесло:
— Я ухожу…
И исчезло.
Пламя свечи вспыхнуло ярким зелёным светом и стало больше.
Один за другим, Сущики подносили лапки к своей груди и направляли зелёные шары в сторону пламени свечи. Со всех сторон слышалось:
— Я ухожу…
— Я ухожу…
— Я ухожу…
— Я ухожу.
Пламя свечи окрасилось зелёным цветом, и стало невероятно огромных размеров это продолжалось несколько минут, потом пламя постепенно становилось всё меньше и меньше, и наконец угасло окончательно. А вокруг погасшей свечи и на чердаке никого не было.
***
Я проснулся от того, что кто-то сжал мою руку. Мне снился хороший сон, и мне очень не хотелось возвращаться в реальность, зная, что меня ждёт.
Я нехотя открыл глаза, и посмотрел на лежащую на моей кровати девочку, ожидая увидеть всё что угодно, но только не то, что предстало перед моими глазами: на меня смотрели огромные зелёные глаза в обрамлении густых ресниц, цвет лица, ещё вчера бывший мертвенно-бледным приобрёл нормальную розовую окраску, синюшные губы стали обычного розового цвета, дыхание было ровным и спокойным. Она лежала и улыбаясь смотрела на меня.
— Доброе утро, папа, — сказала Олюшка.
А я смотрел на неё, плакал и гладил своей рукой по жёсткому ёжику тёмных волос на её голове.
Працяг будзе...