Клаус Рёдль открыл дверь и увидел на своём пороге субъекта с чиновничьей физиономией и парой новых ботинок в руках.
— Герр Рёдль? — осведомился субъект.
— Верно.
— Я принёс вам ботинки, которые вы должны немедленно надеть, — объявил субъект с такой категоричностью, что не осталось никаких сомнений в его властных полномочиях. — Евросоюз и наше правительство предписало с сегодняшнего дня всем гражданам носить такие ботинки. Прошу надеть их и никогда не снимать.
— И в душе?
— Даже в душе.
— Даже перед сном?
— Особенно перед сном.
Рёдль взял обувь и закрыл дверь. И хотя ему уже давно не нравились законы и правила, которые в последнее время принимал Евросоюз в целом и его государственная власть в частности, тем не менее он являлся законопослушным гражданином и со всей своей врождённой немецкой прилежностью требования политического руководства выполнял.
Выйдя на улицу, Рёдль с врождённым немецким вниманием одобрительно отметил, что окружающие люди тоже исполнили указание свыше: все от мала до велика ходили в новых ботинках. Правда, выражение лиц у владельцев новой обуви было безрадостным и даже горьким. Люди почувствовали, что выданная им обувь жмёт, натирает, ходить в ней неудобно, а главное тяжело. Прошагав пару сотен метров, Рёдль также испытал в ногах сильный дискомфорт, выражающийся главным образом в постоянной острой и жгучей боли. Однако со всей своей врождённой немецкой предусмотрительностью он посчитал, что новые ботинки следует тщательно разносить, и всё встанет на свои места. Но ни через день, ни через два, ни даже через неделю на места ничего не встало. Напротив, стеснение усилилось, и когда казалось, что следующий шаг станет невыносимым, Рёдль, со всей своей врождённой немецкой стойкостью, преодолевая мучения, продолжал ковылять дальше.
Однако среди сограждан Рёдля, нашлись и такие, кто не выдерживал пытки и сбрасывал окаянную обувь в мусорные баки. К таким Клаус относился со всем своим врождённым немецким высокомерным пренебрежением и поддерживал чиновников, которые всячески осуждали ослушников с телевизионных экранов.
— Это ботинки свободы! — вещали высокие чины, демонстрируя точно такую же пару обуви на своих ногах. — Они скроены и сшиты специально для нас нашим заокеанским союзником. Возможно, что обувь не так удобна, как всем хотелось бы, но за свободу полагается платить. Поэтому носить эти ботинки — святой долг каждого законопослушного европейца!
Рёдль согласно кивал в телевизор, а затем на последних словах чиновника, перевозбудившись, попытался встать и громко зааплодировать. Но именно в момент наивысшего восторга резкая боль пронзила ноги, и Клаус Рёдль со всей своей врождённой немецкой выносливостью успел пару раз хлопнуть в ладоши и тут же со стоном повалился назад на диван.
Ноги горели так, будто их опустили в кипящее масло. Но Клаус Рёдль терпел. Он не спал ночами и страдал, корчась под одеялом от невыносимых мук. Выходя на улицу, он хромал, шаркал, изгибал колени, но не скидывал дьявольскую обувку. Тем не менее, даже у врождённой немецкой воли есть предел.
Однажды вечером вернувшись домой и понимая, что собирается совершить преступление, Рёдль выпил для храбрости шнапсу и с ненавистью посмотрел на свои ботинки. С остервенением дёргая шнурки, он освобождал себя от казённой обуви, и когда первый ботинок раскрылся, оказалось, что внутри него ноги не было. Предчувствуя недоброе, Рёдль расшнуровал второй ботинок. Тот тоже оказался пуст. Несчастный немец со всей своей врождённой немецкой скрупулёзностью изучил внутренности ботинок, но кроме надписи «Свобода» на стельке ничего не нашёл. В недоумении и страхе он вырвал стельку, ещё надеясь найти там свои конечности, но обнаружил лишь новую надпись, гласившую: «Сделано в США». Рёдль пришёл в бешенство. В отчаянии он раскромсал основную стельку и, добравшись до пластикового основания, испытал полное опустошение. Ног нигде не было.
Клаус Рёдль безразлично посмотрел на надпись «Русофобия» на дне клоунских ботинок и натянул их обратно. Ведь завтра ему со всей врождённой немецкой пунктуальностью надо было в чём-то идти на работу.