Семён всегда чего-то ждал: то снисхождения, то свадьбы, то Рождества — родню созвать бы, не нарываясь на скандал. Он ждал возможности поспать, доставку суши и сашими. Увы, в нечаянном режиме провел лет тридцать-тридцать пять. Он ждал зарплату, ждал времён. Когда же лёд на речке треснет. А смерти ждать неинтересно, вот и не ждал её Семён.
Однажды прямо повезло. Он шёл с работы, думал мысли, похожий на медведя гризли. И тут возникло НЛО. Семён, ни грамма не боясь, развесил уши, как знамёна. Всё потому, что был Семеном. Вообще-то здесь прямая связь. Вот был бы он, допустим, Рик, ну или Фёдор, я не знаю, — стоял бы, трясся, мать честная, как первобытный материк. Из глубины небытия, из швов космического платья смотрели грустные собратья, своей печали не тая, склонив подобия голов и сделав вид, что так и было.
Они сказали: вы дебилы. И кучу преобидных слов.
Они сказали: о, скорей. Иных уж нет, а те далече. Мы долго ждали этой встречи. Примерно тьму календарей. Еще сказали: о, мужик. Нам при луне играет Шуберт. И дед Мороз в парчовой шубе (такой провинциальный шик) подарки носит в Новый год, богаче грешного Мидаса. Короче, ты, Семён, дождался. И вот-те, милый, марсоход, чтоб с глаз упала пелена. Пока ты ждал квартальных премий (иных уж нет, а мы не с теми), ты ждал не премии, а нас.
А мы всё ждали, много лет, когда же вы угомонитесь. То самурай у вас, то витязь, то крах империй, то расцвет.
Семён опять чего-то ждёт: любви, свидания под клёном. Ещё он ждет опредёленный, вполне конкретный звездолёт с обшивкой цвета янтаря и с картой дальней магистрали. Пришельцы, кстати, собирались вернуться к родам января. Поёт айфон как соловей в предлихорадочном экстазе. И оливье бы надо тазик. Плюс мандарины, плюс портвейн. И суматохой разных дел Семён серьёзно озабочен. Он просто Шуберта не очень, а так бы сразу улетел: смотри на землю, капитан. Казалось раньше, что большая.
Семена космос устрашает. Здесь как-то тоже не фонтан, хотя не существует лич. Подраспустили древний ковен.
Но снится Людвиг ван Бетховен, и Пётр-батюшка Ильич.
И даже Моцарт, даже Григ. Сёмену снится: трезв и бодр, летит-летит отважный Фёдор, летит-летит отважный Рик. Один Семён, как идиот, чего-то ждёт (и мы, понятно),
но тоже свалит, вероятно. Ну, если дальше так пойдёт.