В день отправки, нас всех построили во дворе военкомата. Полупьяных, не выспавшихся, одетых как бомжи (все слышали совет, о том, что хорошее в армейку одевать не стоит — отберут «старики»). Я тоже не был исключением: одел старые кроссовки, заношенные джинсы и футболку, модную лет пять назад.
Стойкий перегарный винт витал в воздухе над двором военкомата.
Пошатываясь, мы старались изобразить строй. Скоро перед нами появились сопровождающие: два контрактника сержанта и пожилой капитан.
— Равняйсь! Смирно! — рявкнул один из сержантов.
Никакого воздействия на нас это не произвело. Капитан немного подождал, потом махнул рукой и объявил, что поезд отправляется через два часа, автобуса до вокзала не будет, а потому он предлагает выдвинуться прямо сейчас, пешочком в сторону вокзала.
Все с энтузиазмом согласились.
И вот разношерстная толпа: родственники и друзья призывников, и сами призывники, двинулась прямо по проезжей части на вокзал. Шествие возглавлял всё тот-же капитан, а замыкали два контрактника.
Весело было: машины останавливались, пропуская нас и уступая дорогу; кто-то играл на баяне, слышны были песни; мои друзья горланили «Сектор Газа», «Агату Кристи» и «Ляписа».
Шли мы не долго — минут тридцать: городок наш небольшой. Но даже за это недолгое время, мой лучший друг успел смертельно надоесть капитану: ещё в самом начале пути, он пристроился идти рядом с ним, и, с самым умным видом, принялся выяснять условия моей будущей службы, жал ему руку, что-то говорил, предлагал выпить, порывался обнять и требовал, чтобы именно он, капитан, то есть, позаботился обо мне, при этом указывая пальцем на мою скромную особу уныло бредущую рядом с мамой и девушкой. Капитан, что-то раздраженно отвечал, отмахивался, наконец кивнул и пожал протянутую руку моего кореша. Тот на прощанье дружески похлопал капитана по плечу, и пританцовывая приблизился ко мне.
— Всё в ажуре, дружище, — сказал он. — Я договорился: будешь как сыр в масле.
— Спасибо, — с чувством ответил я, не ожидая ничего хорошего от этого договорняка. И, как оказалось, был прав: за тринадцать часов пути, я успел побывать и часовым, и дневальным, и ещё Бог знает кем. Всё благодаря усердию моего друга и хорошей памяти капитана.
Мы шли-шли и дошли. Вокзал. У поезда ещё одно построение. Двадцать минут на прощание. Погрузка в вагоны. Из окна поезда смотрел на плачущую маму, на отца, украдкой вытирающего глаза, на горланящих песни Юрия Клинских поддатых друзей и на рыдающую девушку.
Поезд тронулся, а гражданская жизнь, и всё, что меня с ней связывало осталось на перроне вокзала, в то жаркое июльское утро.
Поезд уносил меня вдаль, навстречу неизведанному, новому, необычному. Тому, что разделяет жизнь молодого человека мужского пола на «До» и «После».