Ваня Кружкин вошёл в обшарпанную тбилисскую квартиру, мрачный, с огромным рюкзаком за плечами. Встречающий его Никита Громов, рыжий молодой человек, который делил с ним арендованную жилплощадь, с надеждой и страхом вгляделся в лицо соседа, но тут же понял, что хороших вестей нет.
— Как там Россия? — спросил с трепетом Громов.
Кружкин, упитанный и лохматый, фыркнул и ушёл на кухню. Громов жил надеждой, что Россия рухнула, и его отъезд не был напрасным, что его согражданам живётся хуже, чем ему, но Кружкин сказал, как отрезал:
— Не рухнула Россия!
У Громова закололо в сердце.
— Дороги, поликлиники, всё цифровое, скоростной интернет, рестораны полны, люди отдыхают… — заговорил Кружкин, опускаясь на табурет.
— Постой! Постой! Пощади! — взмолился Громов и, часто задышав, сел рядом.
Минута прошла в молчании.
— А репрессии? — наконец спросил Громов. — Репрессии есть?
— Доставка, приложения, такси. Кофе попил вот, — не обращая внимания на вопрос, беспощадно продолжил Кружкин. — Сходил в МФЦ. Так, без надобности. Получил пару справок, показать?
— А репрессии?! — вскричал Громов.
Кружкин обречённо покачал головой.
— Не может быть! Погоди, ты что-то не понял, — Громов вскочил и зашагал из угла в угол. — В России просто так для людей ничего не делается. Это внешнее благополучие ради контроля!
Кружкин развёл руками.
— Вот смотри, — сообразив, замигал глазами Громов, — для чего в России проводят скоростной мобильный интернет?
— Чтобы не сидеть, как мы, по три часа перед монитором.
— Э, нет, брат! — торжественно перебил Громов. — Чтобы они больше писали в интернете! Улавливаешь?
— И пусть пишут.
— Так дураки и поступают! — объяснял Громов. — А власть читает. И если напишешь что-то не так, то всё — цап-царап! А рестораны почему полны, когда в мире кризис за кризисом?
Лицо Кружкина выразило недоумение.
— Специально туда заманивают. Люди выпивают, язык развязывается. А потом…
— Цап-царап?
— Наконец-то сообразил, — успокоился Громов и сел обратно на табурет. — Эх, жаль, что мне в Россию нельзя, я бы быстро раскусил, что к чему!
Обоим беглецам стало как-то легче.
— Постой, а новые дороги зачем кладут? — опомнился Кружкин.
— Будто для народа кладут! — усмехнулся Громов. — Для себя и кладут, чтобы быстрее приезжать к несогласным и цап-царап делать!
— Логично, — быстро закивал Кружкин.
— Или вот, — встрепенулся Громов, — говоришь, легко такси заказать через приложение. А кто таксист? Не думал? И никто не думает. Ты едешь, говоришь о пустяках, а тебя записывают.
— И цап-царап потом!
— То-то же!
Друзья обрадовались этому открытию и машинально хлопнули по рукам.
— Ну с доставкой и кофейнями тоже всё понятно, — сказал Кружкин. — Изучают твои вкусы, что ты ешь.
— И главное, — где живёшь! — Поддакнул Громов. — Только зря ты в МФЦ ходил.
— Почему? — испугался Кружкин.
— Цифровой след оставил! Но не боись, мы в свободной стране! Нас цап-царап не достанет!
— А я смекнул, почему в России лифты не по карточкам, — подмигнул Кружкин.
— Ну?
— Чтобы быстрее на этаж к репрессированному подняться и цап-царап сделать!
— Точно! Соображаешь! — похвалил Громов и указал на рюкзак. — Ладно, доставай, что привёз.
Кружкин выложил гостинцы, и у Громова вновь защемило сердце. Он увидел пакет любимого кофе, который в Грузии был редкостью, и прижал его к себе. Следом на стол посыпались баночки, тюбики, коробочки с косметикой.
— Нашим девушкам перепродам, — пояснил Кружкин.
— Умно, — согласился Громов.
— А косметика в России для чего? — Спросил Кружкин.
Друзья помолчали, а потом Громов объявил:
— Чтобы девушки привлекательнее были. Ведь нужны новые солдаты, сечёшь?
— Точно! Хорошо, что здесь этого нет.
— Да, нет! — подтвердил Громов и почему-то опечалился.
До позднего вечера сожители раскрывали коварные дела русских властей, вроде диспансеризации или строительства метро, помогающие людям жить, и находили этому логичное объяснение, неминуемо подводящее к цап-царапу. Только ночью, разойдясь по комнатам, каждый из них слышал, как ворочается и всхлипывает сосед. А Кружкину показалось, что в комнате Громова кто-то с хрустом жуёт кофейные зёрна.