Как Джек с бабушкой друг друга спасали

— Это не собака, это чудо. Поначалу, думала с ума сойду с ним, вон, гадости всякие ему говорила, а он меня от страшной погибели спас. — Говорит бабушка Оля про своего огромного пса.
На Рождество многие из нас устремляются туда, где босыми ногами бегали по лужам и сверх всякой меры лакомились вареньем — к бабушкам.
Вот и мы отправились к бабушке в гости. Пока добирались, вспомнили, что накупили всего, а вот подсолнечное масло, которое («И кроме него ничего не вздумайте покупать, у меня все есть!») забыли.
Останавливаемся у покосившегося сельского магазинчика. На пороге, де стоят допотопные устройства для «парковки» велосипедов сидит на хлипкой веревочке огромный пес — метис ротвейлера.
«Вот милота» — думаю себе, проходя мимо и кивая псине. — «Кто это, интересно, к родным с таким дружком пожаловал?»
В магазине встречаю только бабушкину соседку, бабушку Олю.
— Добрый день, баб Оль! Поехали, подвезем!
— Здравствуй, Евочка! Я б и рада, но я не одна.
Еще не поняв, о ком говорит бабушка, говорю: «Да мы с мужем вдвоем только, сзади все свободно, поехали».
Быстро купив масло, выхожу к машине. И вижу, что красавца-ротвейлера отвязывает… бабушка Оля. Так вот она о ком говорила в магазине!
— Бабуль! Это ваш красавец такой? Ничего себе! Внучки подарили?
— Ой, тут такая Санта-барбара, не поверишь. Приходи на чай, расскажу.
— Он у вас машин не боится?
— Да он и черта не боится.- Бабушка Оля улыбается. До ее дома по вязкой жиже сельской дороги идти километра три. Из багажника достаю старый плед, стелю на заднее сидение.
Собака вопросительно смотрит на нас, а потом осторожно упаковывается в нашу «Кенгошку». Бабушка Оля садится рядом.
«Вот говорит, еще мое чудо в машине не катали». Смеется.
Вечером бабушка Оля приходит к нам на чай. (Ага, на чай, стол ломится от холодцов, бутербродов, пирожков). Наша бабуля постаралсь так, что привезенные гостинцы скромно столпились в одном уголке стола.
После вечери, не выдерживаю и спрашиваю бабушку Олю про собаку.
— Ой это не собака, это чудо. Поначалу, думала с ума сойду с ним, вон, гадости всякие ему говорила, а он меня от страшной погибели спас. — Говорит бабушка Оля про своего огромного пса. И мы усаживаемся слушать.
— На позапрошлое рождество у меня еще коза была, Ромашка. — рассказывает бабушка Оля. И вздумалось этой скотине на Святой Вечер в сарае дверь с петли снять и попереться бог-знает куда. Я как увидела, чуть с ума не сошла. Уже темнеет, лес рядом. Но, что делать, оделась и пошла ее звать. Звала-звала, нет заразы такой.
Аж тут вижу, в лесу, на полянке что-то темнеет. Со всех сил бегу туда, уже и руки тяну, а там к дереву привязанное вот то чудо сидит, что вы в машине катали. Тогда еще зима была зимой, в позапрошлом году-то, снег, хоть и мокрый был. И морозец. Сидит он еле живой, лапы в снег вмерзли, на морде иний. И смотрит на меня глазами такими, знаете, потухшими, что ли. А на дереве в его рост кора погрызена…
Я испугалась тогда усмерть. Я таких собак только по телевизору видела. даже не сразу поняла, что собака это, сначала подумала, что теленок какой-то.
В общем, побежала я тогда домой, ему есть и воды взять. Дома и козу обнаружила, она мне все вишенки молодые в саду погрызла и в стойло вернулась.
Взяла я миску с холодцом, хлеба кусок, чайник с водой теплой и прусь назад, в лес. Темно уже.
Пес сидит. Подсовываю ему миску, он схватил, из рук вырвал в два присеста холодец умотал. Дала воды ему в эту же миску, смотрю, а у него лапы в лед вмерзли. Аж плохо мне стало. Это ж кто-то его растил, кормил, а потом вот так в лес замерзать…
Полила водой теплой, лапы оттаяли. Думаю, не оставлять же его здесь, хоть в сарай заберу. Цепь толстенная, но благо, не кованная, а на карабине. карабин отстегиваю и думаю, щас, как набросится да и сожрет меня. И прав будет, скоты люди, раз такое с ним сделали.
А он, нет, он смирный.
«Пошли, говорю, ко мне, будешь у меня жить». А он смотрит, и будто понимает. Но не идет. Я не сразу поняла, что не может.
Пошла за санками домой. Как его взгромождала и как санки с этой громадиной тащила, говорить не буду. Надо было кого-то помочь попросить, а мне стыдно было, подумают, бабка с ума выжила, собаку на санках катает.
В общем притащила я его в сарай, положила на солому, тряпками укрыла.
Он два дня не двигался вообще, только пил и ел немного. А потом ожил. Когда я во дворе или сарае — все нормально, лежит или сидит. Только в дом пошла, а он как завоет. Как волк. Аж куры кричать стали.
Плюнула, убрала коврики в прихожей, настелила тряпок, пошли, говорю, в дом. Он поднялся грузно так и, шатаясь, за мной пошел. С того часа куда я, туда и он. Я сплю, а он у кровати сидит на меня смотрит. Всякое потом бывало, и еда какая-не шла, расстройство было, лечила, и лапы мазями мазала, растирала, по ночам во сне подвывать мог, пугалась. Иногда не слушался, кур гонять пробовал, ругалась на него сильно, всякими словами обзывала.
А еще играть со мной стал понемногу. Когда не голодный и поспит вволю, найдет тряпку какую-то и мне дает один конец. А другой в зубах держит и не пускает. Весело ему так. Бывает по полчаса со мной тягаться может. А потом спит полдня без задних ног, лодырь.
А ровно через год, полезла я в яму* за свеклой кроликам. Залезть то залезла, а когда выбиралась с мешком, подо мной лестница деревянная то и хрустнула пополам. Полетела я в яму вместе со свеклой, дух забило, лежу, ни встать, ни выдохнуть. А на улице темнеет и мороз берет.
Одна соседка в больнице с пневмонией, вторая — ваша бабушка — к вам в гости уехала. И хоть волком вой. Ну все, думаю, вот тут и помру, со свеклой этой, клятой. Жалко только кроликов и Джека.
Не знаю, сколько так пролежала, проплакала, что аж лицо обмерзло, смотрю, над ямой Джек стоит, на меня смотрит жалобно.
С горем пополам встала, вроде еще и кости целы, думаю. Уже хорошо. Только не выбраться мне отсюда самой никак.
Лестницы половина осталось, свеклы мало, чтобы на дно подмостить. С половиной лестницы, я только по шею из ямы выглядываю, акробатом надо быть, чтоб вылезти.
А тут смотрю, а Джек мне тряпку старую приволок, играть дурачье надумало. Тут хозяйка помирает, а ему играть, думаю.
А потом, как осенило. Джек на молочке и курятинке откормился, весит точно больше меня, авось вытянет?
Сбрасываю из себя дедов китель, чтоб ему легче было, и подаю шарф свой (он мне крепким показался тогда).
Говорю «Давай играть, Джек, милый. Может твоя игра меня спасет».
А тот рад стараться. Схватил зубами и тянет. А я одной рукойдержусь, другой пытаюсь хоть какой выступ найти и выбраться.
Джек сначала удивился, что хозяйка так сильно тянет, но потом на меня глянул, и как понял что-то.
Тянет со всей силы. И я из всех сил карабкаюсь.
Руки и шею ободрала, но выбралась.
Села на землю просто, пса обнимаю и плачу. А он сидит, слушает.
В доме уже обмылась, в себя пришла, Джеку из морозилки язык телячий достала, что на праздник хранила. А чем не праздник, заново родилась.
Бабушка Оля грустно улыбнулась. Вот так и живем теперь с Джеком. Только я его словами плохими не ругаю уже.

*Яма — на моей родине, свеклу и другие кормовые культуры
хранили в специальных глубоких ямах по 1.52 м глубиной. По свеклу нужно было спускаться по лестнице. Глубина нужна была, чтобы корма не перемерзали зимой.