Голова трещала. Ирка встала с постели, прикурила бычок и, почесываясь, вышла во двор. Приставила руку козырьком ко лбу: солнце в зените. Ирка возвратилась в дом, шмякнулась к загаженному вчерашней гульбой столу, слила из всех стаканов выдохшуюся водку, выпила. Полегчало. Она распахнула окно и хрипло крикнула: «Женя! Женька!» Через минуту в калитку вбежала девочка, шестилетняя Иркина дочь.
— Мам, а я на похоронках была. Дедушка Сысоев умер, а бабушка его сидела-сидела и стала падать. Ей укол поставили. Мам, ей же не больно, у нее же рука уже старая? Там все так сильно плакали.
— На, сходи к Петровне, — мать сунула в руку девочке смятые деньги.
— Тут без сдачи?
— Да вали ты скорей!
Женька повернулась и побежала к калитке. Ирка легла на постель, уставилась в грязный потолок. Донимали надоедливые мухи. «У, заразы!» — яростно отмахивалась от них захмелевшая Ирка. На крыльце послышался топот детских ножек, вошла Женька. Подол платьица был завернут и собран в узелок.
— Вот! И ещё Петровна за просто так два огурца дала. Такие колкие!
Ирка опростала девочкин подол, разрезала один огурец повдоль, посолила, потерла половинки друг о друга, одну протянула Женьке: «Лопай!»
Распечатала бутылку с паленкой, налила полный стакан, выпила.
— Мам, а у Петровны такой мальчик! Его привезли из другого города, он — внук. Он такой крошечный всего два зубика, а сам такой богатырь! Мам, роди мне лялечку, а? — Женька ещё что-то щебетала, но у Ирки уже совсем затуманилась голова, потом все поплыло и исчезло. Она уснула.
Вечером её разбудила Женька: «Мам, я кушать хочу!» Ирка кое-как поднялась, расходилась, намыла картошки, поставила варить. Выпила полстакана и взялась за уборку.
-Мам, а наша Муська такая умница! Я бумажку комкаю и ей бросаю, а она в ротике мне её приносит. А Олеська свою кошку купает. Мам, давай Муську искупаем, а?
…Обнимая в постели засыпающую дочку, Ирка вдруг ощутила такую тоску и та-кую любовь, что слезы покатились по щекам. Они капали на Женькино плечико, и девочка сквозь дрему гладила ладошкой материну щеку и шептала: «Мам, тебе дедушку Сысоева жалко, да?»