Пакет градов по жилмассиву.
А поднимешь глаза и небо всё равно синее.
Такое синее и бездомное.
«Господи, дай мне смерть скромную», —
говорит тётя Марина из Докучаевска.
Ходит в храм, причащается.
«Не хочу смерть напоказ с кровью,
пусть придёт к изголовью.
Карга или девушка всё равно.
Не хочу на людях умирать, попадать в кино,
в хроники нашего ада».
По жилмассиву пакет градов.
Я не знаю какого размера сердце Отца Никиты,
ему приходится отпевать убитых,
помнить их по именам и душам.
По горю людскому невозможно аки по суше —
такая работа. Жуткая. Даётся по вере.
Говорят, над моим Донбассом открыты двери
в небе синем, прямо в пределы рая.
Под ногами стонет земля сырая.
У тёти Марины руки натруженные, глаза ясные.
«Пусть они никогда не погаснут», —
загадала я в детстве своём быстрокрылом,
когда тётя Марина в тазу меня мыла.
Помню каждую улочку города доломитного,
по нему я на велике девочкой любопытной,
словно птица носилась, но домой приезжала вовремя.
Небо было такое же синее, но не бездомное.
Караваем свадебным солнце над балкой.
Моей тёте Марине особенно деточек было жалко.
Сколько помню, она жалела меня, всё гладила
по рукам или волосам на скамеечке под виноградом,
приносила с работы трубочки и ватрушки.
Даже если я не была в этот день послушной.
А теперь мне жалко тётю Марину — маму крёстную.
Я давно не деточка, а сама уже тётя взрослая,
нет ни велика, ни ватрушек, ни пьес для фортепиано.
Во все стороны только дни окаянные.