Она не помнит прошлых декабрей,
и январей, случается, не помнит.
Заваривает в чайничке кипрей
и, взяв с собой, идёт
(почти в исподнем, накинув лишь халат)
в сырой рассвет,
стучаться — есть кто дома из соседей?
Мне часто не хватает сигарет
на наши с ней неспешные беседы.
А впрочем, я всё знаю наизусть —
про жизнь и смерть, про детство в Кутаиси.
И каждый раз, поддакнув ей, сержусь,
что почтальон давно не носит писем
(болтают, вроде правнучка в Москве,
но — что возьмёшь, мол, с этой молодёжи?..)
Вчера сказала — скоро справит век.
О боже…
Такие посиделки ни о чём,
забудет имя — называет дочей,
рукой костлявой держит за плечо.
Устанет говорить — кивает молча,
и пьёт остывший, с горечью, кипрей,
прислушиваясь к звукам старых комнат…
Она не помнит прошлых декабрей.
Страшней, что декабри её не помнят.