В те времена, когда одной шестой
хватало, чтоб не ездить за границу,
а мать гордилась польскою софой,
впорхнула ты в ненастную столицу,
похожая на юную весну.
И я, как окунь, заглотил блесну.
В тебя влюблялось сходу всё подряд.
В улыбку, в голос, в простенький наряд.
Прохожий.
Дворник.
Лестница.
Квартира
(где ожидалось сотворенье мира).
Сервант в углу косил под итальянца,
паркет по волшебству покрылся глянцем,
а зеркала смущенные — румянцем,
пока плыла ты в спальню стилем ню
по коридору, как по авеню.
И мы… мы завалились на софу.
Притихла кошка где-то на шкафу,
наверно, размышляя об итоге.
Антон плюс Аня!
Пушки наготове!
Тестостерон взбивает эстроген.
И мысль запнулась у твоих колен,
но руки обгоняли скорость мысли.
А за окном ноябрь и шорох листьев.
Потом смеялись, ели мандарины.
—Махнем к моим на праздник, старина?
А старине — семнадцать (до хрена!).
Забыта однокурсница Марина.
—Куда махнем?
—В Одессу!
—В Украину?
Ах, нет, тогда ещё не «в…», а «на…».