«Жизни больше нет», — повторял Карл Фаберже в вынужденном изгнании после госпереворота 1917 года. И на самом деле его жизнь быстро кончилась, в 20 году. Мне случайно удалось попасть на выставку Фаберже в музее Виктории и Альберта. Выставка прекрасная, надо отдать должное устроителям — обошлись без русофобии.
Билеты все смели почти сразу. Людей очень много. Интерес западного обывателя к России не затухает даже в период острейшей русофобии. И всегда этот интерес был, я как русская, давно живущая на западе, могу это подтвердить. Россия западного обывателя манит, пугает тоже, спасибо извечной русофобской пропаганде, но снова манит. «Россия загадка, завернутая в тайну и помещенная внутрь головоломки», писал Черчилль. А еще я думаю это тоска душ, каждая из которых христианка, по истинному христианству, на подсознании идет эта тяга.
Фаберже пример высоты культуры, искусства, техники, дизайна, бизнеса в суверенной и сильной Империи. Его магазины были по всей Европе, к нему приезжали учиться делегациями. После начала первой мировой Фаберже перестроил свои заводы на нужды фронта. Это к слову о лжи коммунистов, что плевать чей капиталист, все они одним миром мазаны. Немец по этносу, но русский по национальности, талант которого расцвел в уникальном типе Империи, которой нет аналога в мире.
Русские люди — это такой же ценнейший ресурс, как и нефть, золото, бриллианты. За годы колонизации нам вбили в головы, что Россия — это периферия, задворки, недо-европа, недо-азия, и это вбили в головы прямым наследникам величайшей империи за всю историю человечества — Византии! Ментальное туземство. А меж тем к нашему святому Серафиму Вырицкому в пору, когда он был миллионщиком меховщиком, бизнесу учится приезжали американцы. Сезоны Дягилева гремели повсюду и обусловили тренды на десятилетия вперед на западе. Тут можно сотни примеров приводить. Русские эмигранты после 1917 года сделали все модные дома Европы, включая Шанель. Русские эмигранты точно так же трудились и на западную науку и становившуюся киноиндустрию. После второго госпереворота за один век 1991 года — русские эмигранты построили по сути всю IT индустрию в США, делали прорывы в западной науке, работали в Голливуде, но только сливки снимали не они.
После выставки я шла домой пешком по респектабельным улицам Кенсингтона, мимо викторианских домов и особняков. Каждый третий из этих домов из века в век передается по наследству, не прерывая линии семейного владения, выбеленные стены не знали ни «уплотнения», ни «экспроприации», не пропитывались чадом коммунальных кухонь. Вот здесь докторская практика Мистера Х, отец его владел этой практикой, и дед. А за углом дом адвоката мистера Y, отец его был адвокатом, а дед судьей. И все эти люди живут веками в стране, в которой нет госпереворотов, и никогда не будет. В стране, где возраст компаний, фирм в 100, 200 и 300 лет — это норма. В стране, несменяемый суверен которой, пережила уже и Сталина, и Гагарина, и Брежнева.
И мимо иду я… а кто я такая? Откуда я родом? Где мой дом? До меня доносится запах цветущей сирени, редкий в Лондоне. Запах сирени намертво привязан к моему счастливому, беззаботному, мирному детству в огромной суверенной стране. Да, стране, образовавшейся путем госпереворота, но легитимировавшей свой статус по факту Победы над фашизмом в 1945 году. Страны, которой уже нет. Которую сдали в колонизацию без боя. Растоптали. Расчленили. А сейчас начали добивать.
Сирень мне и есть ответ, кто я такая — я крупица самого разделенного в мире народа, я выкидыш второй уничтоженной Империи, сданной со всеми потрохами, ценнейшим людским ресурсом в том числе, чужая среди своих, своя среди чужих, человек, лишенный дома, покрова, Отечества… и от сирени застревает ком в горле и застилает глаза.